Изумрудный Армавир
Шрифт:
— Разбирайся. Мы уже закончили, — скомандовал Правда. — И второго нам позови.
— Что прочитали? Что увидели? — пристал к нам КО.
— Что ты за трудолюбие отвечал, — отрезал Виталий. — Кыш отсюда, пока осы целые.
— Поэтому тебе везде пчёлки грезятся, — утешил я напоследок первого, который, разобрав свою шестиугольную фибру, не стал собираться в углозавра, а вылетел в двери всеми своими треугольниками, как осенними листьями.
— После второго одиннадцатого позовём, — задумчиво выговорил Правдолюб,
— Может, меня про… Глянешь? Потом всё расскажешь. Ну, пожалуйста, — предложил я свою фибру для просвечивания, пока мы ожидали второго ГВ.
— Мне интересней одиннадцатый, — заупрямился Виталий.
— Если ему душа рыбкой показалась, за какие такие чувства он может отвечать? За рыбалку? За азарт? Меня давай…
— Звали? — перебил мои страдания осколок номер два.
— В фибру, — распорядился Правдолюб без лишних сантиментов.
— Знаю уже. Только и про будущее не забудьте рассказать, а то парням скажу, что вы нас дурите. Тогда больше никто к вам на осмотр не придёт, — бурчал второй, разбираясь на запчасти.
— Напомнишь – обязательно расскажем, — пообещал я, недовольный отказом просветить меня вперёд одиннадцатого.
Когда второй стал фиброй и засверкал в лучах очков Виталия, я услышал его «подробное» бормотание.
— «Мужского пола… Отвечала за общение. Отторгнута… С нею». И этот тоже самое. Ни травмы. Ни чувств. Ни эмоций. «Несёт полную информацию для жизни». Чепуха! Бессмыслица. Абсурд. Нонсенс!.. Двенадцатую сюда, — взревел Виталий нечеловеческим голосом.
— Вот она я, — обрадовался я и начал подниматься в воздух, чтобы разобраться на запчасти.
— Отставить! — рявкнул Правда и зло сверкнул глазами.
— Что отставить? Что отставить? — хором спросили мы со вторым.
— Я же просил одиннадцатого, — взмолился Правдолюб.
— А мне рассказать? Кто я, и что со мной будет? — опешил ГВ.
— Ты отвечал за общение. Был хорошим и послушным, а здесь во временной командировке, — протараторил я, а сам не сводил глаз с Правды. — Скоро вернёшься к мамке-душе. Так что, развивайся. Чтобы не с пустыми осами вернуться.
— Одиннадцатого, — еле слышно выдохнул «умиравший» бессмертный рентгенолог.
Второй, как был фиброй, так и вылетел из комнаты, не разбираясь.
— Я двенадцатый… — начал я канючить снова.
— Уймись. Ты же первый. Если, конечно, правильно считать. Зови эту… Этого… Зови! ТА-РО-АР-НАВ-23…
— Здесь я, — бодро доложил одиннадцатый, когда вошёл в комнату.
— Сразу признаешься, или силком просветим? — грозно надвинулся на него Правдолюб.
— О чём вы? — ошалел я, ничегошеньки не понимая. — В чём ему признаваться?
— Просила же помалкивать до поры до времени, — взвизгнула, как девчонка, пока ещё рассоединённая фибра одиннадцатого братишки.
— Сейчас та самая пора настала. Говори ему всё, как есть, —
— О чём? Зачем? Я же еле-еле… Придуривалась, воспоминания шифровала. Ерундой всякой делилась, — лепетала фибра ТА.
— Поэтому тебя сразу стирали? И в форточку вымётывали? Ха-ха-ха! — нервно рассмеялся Виталий каким-то своим мыслям. — Давай в фибру, а я ему всё, как есть прочитаю.
— Пусть слово даст помалкивать, — потребовал брат и покосился на меня.
— Ага. Сколько ты мне кровушки попил? — завёлся я с полуоборота.
— Это не… Он, — оборвал меня Виталий.
— Не он? Сашка из Татисия, но не он? — возмутился я ещё больше.
— В фибру, так в фибру, — устало выдохнул одиннадцатый и начал процесс перерождения из углозавра в плоскую белую шестиуголку с длинными молниями-щупальцами.
— Мне только потом ничего не говорите. Да. И если хоть одна живая… Проболтаешься, я сама в кокон, и дело с концом, — пригрозил напоследок одиннадцатый ТА и стал фиброй.
Правдолюб долго протирал платочком свой чёрный бинокль для просвечивания, потом регулировал резкость, или ещё какие настройки своего прибора, потом глубоко вздохнул и осветил фибру моего заклятого дружка-пирожка.
— Готов? — спросил он то ли у меня, то ли у парящего ТА.
— Он же, вроде, под лучом заснуть должен? — уточнил я.
— Он и спит. Ты готов услышать правду? Правду от Правдолюба.
— А до этого…
— И до этого была правда. А сейчас ещё правдивее будет. Ещё чуднее. Обещаешь хранить её секрет? — пристал ко мне Виталий, освещая под разными углами такую же фибру с молниями, как у первого и второго осколка.
— Какие могут быть секреты? Осколок ТА… — начал я причитать.
— Тогда читаю: «Талантия. Россия. Армавир. Александра Валентиновна». Дальше читать?
Я просто рухнул на пол. Вернее, все мои шесть треугольников одним махом распрямились и выпали в осадок, а я снова стал мутным паро-призраком.
— Не может быть, — выдохнул я из тумана.
— Может-может, — не согласился со мной Правдолюб. — Ну-ка, соберись. Я дальше читаю. Сам не могу во все это поверить, но… Читаю.
Я «собрался» в подобие своей обычной человекообразной фигуры, не сгибая и не скручивая свои треуголки, а Виталий продолжил изучение женского варианта нашего же осколка из Талантии.
— «От особи женского пола». Ясное дело. «Отвечала за романтичность». Эвон. «Отторгнута по согласию с душой во избежание травм и прочих мировых неприятностей». Ещё страннее. «Несёт полную сжатую информацию о человеке для последующего…» Что-что? «Для последующего слия…» Этого я читать не стану, — категорически заявил рентгенолог, превратившись в обычного Правдолюба, из которого никогда ничего интересного не вытащить даже клещами.
— Мне этого ни в жизнь не переварить, — вздохнул я невесело.