Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)
Шрифт:
Сегодня утром Женевьева пришла ко мне чуть позже обычного. Она проспала. Я уже подумала, что с ней что-то случилось. Когда она вошла, то сразу же подбежала ко мне со слезами на глазах. Мы долго обнимали друг друга, и я никак не могла ее успокоить. Дорогая Женевьева, мне так хотелось бы сказать ей, но не сейчас, о, только не сейчас…»
На этом записи обрывались, и я так и не узнала того, что хотела узнать. И все-таки кое-что мне стало ясно: самой важной была та последняя записная книжечка, которая лежала в самом низу стопки. Интересно, почему
Я снова отправилась к ней. Старушка лежала на кушетке с закрытыми глазами.
— Нуну, — спросила я, — так в чем же заключается тайна? Что все это значит? Чего так боялась Франсуаза?
Она простонала в ответ:
— У меня страшно болит голова. Вы не представляете, как я мучаюсь этими головными болями.
— Мне очень жаль. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Ничем… Ничего нельзя сделать, нужен только покой.
— Там осталась последняя книжечка, — сказала я. — Та, в которой Франсуаза писала перед смертью. Возможно, ответ в ней…
— Больше ничего нет, — солгала Нуну. — Задерните, пожалуйста, шторы. Меня очень беспокоит свет.
Я положила записную книжку на стол рядом с ее кушеткой, задернула шторы и вышла. Но мысль об оставшейся книжке не давала мне покоя. Я была уверена, что найду в ней разгадку последних дней жизни Франсуазы.
На следующее утро я сделала столь потрясающее открытие, что почти забыла о своем желании прочесть последнюю записную книжку. Я терпеливо работала, с предельной осторожностью отслаивая кусочки известки ножом из слоновой кости, применяемым для разрезания бумаги. И, когда наконец увидела рисунок, сердце мое бешено заколотилось, а руки задрожали от возбуждения… Мне стоило большого труда подавить желание немедленно продолжить работу, но я заставила себя сдержаться. Ведь если это правда и я вот-вот открою скрытую от глаз настенную живопись — а я в этом уже не сомневалась, — мои руки должны быть абсолютно твердыми и уверенными.
Я отступила на несколько шагов, а мои глаза так и остались прикованы к магическому фрагменту, который был частью фрески.
Все последующие дни я работала почти украдкой, но, по мере того как раскрывала фрагмент за фрагментом, во мне все больше крепла уверенность в том, что всеобщему взору должна предстать фреска большой ценности.
Я решила, что первым, кто должен услышать новость, будет граф. И вот утром, оставив инструменты в галерее, я отправилась в библиотеку в надежде найти там графа, но его там не оказалось. Тогда я, как уже не раз делала, позвонила в колокольчик и, когда появился слуга, попросила его доложить графу, что мне надо срочно поговорить с ним.
Мне сказали, что он только что отправился в конюшню.
— Пожалуйста, передайте ему, что мне хотелось бы немедленно его видеть. Это очень важно.
Когда я осталась одна, мне пришла в голову мысль, что я веду себя слишком импульсивно. В конце концов, он может подумать, что с подобной новостью можно было бы подождать и до более подходящего момента. Возможно, граф не
В библиотеку вошел граф, глядя на меня с некоторой тревогой.
— Что случилось? — спросил он, и в этот момент я поняла, что граф боялся услышать дурные вести о Женевьеве.
— Невероятное открытие! Вы можете сейчас пойти со мной и посмотреть? Под слоем штукатурки — фреска, и я думаю, что ее ценность не вызывает сомнений.
— О, конечно.
— Я, очевидно, нарушила ваши планы…
— Ничуть, мадемуазель Лоусон, главное — ваше открытие.
Я пошла вперед, показывая путь в маленькую комнату около галереи. На освобожденном из-под слоя штукатурки фрагменте была изображена рука, унизанная кольцами.
— Сейчас здесь темновато, но вы же видите, что результат стоил затраченных усилий. Это портрет, и можно с уверенностью сказать, что работал мастер. Разве это не прекрасно?
Он, улыбнувшись, произнес:
— Чудесно!
Я чувствовала себя победительницей. Все мои долгие часы работы не пропали даром.
— Но это лишь фрагмент, — заметил он.
— Да, но самое главное, что это есть. Мне не терпится скорее расчистить остальную поверхность, но я должна заставлять себя работать очень медленно и скрупулезно, чтобы, не дай Бог, ничего не повредить.
— Я вам весьма признателен.
— Думаю, теперь вы не сожалеете, что решили доверить свои картины женщине.
— Я понял, что вы та женщина, которой можно доверять.
Радость открытия буквально опьяняла меня. Я чувствовала блеск его скрытых под тяжелыми веками глаз. Вот самый счастливый момент в моей жизни! — мелькнула у меня безрассудная мысль.
— Лотэр! — перед нами стояла Клод. — Что здесь, черт возьми, происходит? Вы были в конюшне, а затем внезапно исчезли!
Он повернулся к ней.
— Мне передали нечто срочное. И очень важное. Мадемуазель Лоусон сделала удивительное открытие.
— Что такое? — Клод сделала шаг вперед и теперь, стоя рядом с ним, смотрела на меня.
— Удивительнейшее открытие! — повторил он, глядя мне в глаза.
— О чем это вы?
— Смотрите, указал граф. — Она обнаружила фрагмент фрески, по-видимому очень ценной.
— Вот это?! Скорее похоже на грязь от краски.
— Вы так говорите, Клод, потому что не смотрите на нее глазами художника. Мадемуазель Лоусон сказала мне, что это фрагмент портрета, который, судя по манере письма, принадлежит кисти талантливого художника.
— Вы, наверное, забыли, что этим утром мы собирались покататься верхом?
— Такое открытие вполне извиняет мою забывчивость.
— Мы уже опаздываем, — сказала Клод, игнорируя меня.
— Чуть позже вы должны рассказать мне поподробнее, мадемуазель Лоусон, — сказал граф, направляясь было вслед за мадам де ла Таль. Но затем он обернулся и улыбнулся мне.
Клод заметила взгляды, которыми мы обменялись, и я была уверена, что это еще больше подольет масла в огонь ее ненависти ко мне.