Изяслав
Шрифт:
Ещё долго совещались князья, но о сыновьях покойных братьев своих, Вячеслава и Игоря, ничего не решили, и боярин Тукы, не терпевший неясности, написал в своём списке против имён молодых князей: "С приговору князей Изяслава, Святослава и Всеволода оставлены под сомнением: земли давать в управление можно, а так как отцы их в Киеве не сидели, то о Киеве им никогда не думать, если только князья не передумают и не постановят другое".
– Что ты там кропаешь так долго, дружище Тукы?
– спросил его Изяслав. А боярин между тем окончил свою запись и твёрдо прочитал её. Князья посмеялись, что такое нерешённое дело можно было и не записывать; но Тукы не смутил этот
– Лет через десять, может, князья, или через двадцать, - сказал он, вы вздумаете справиться, как вы на это дело сегодня смотрели, вот и прочтёте. А теперь все дела сделаны и можно идти отдыхать. Просим прощенья!
– И старый боярин пошёл из горницы, забрав с собою свитки и бумаги.
Через несколько минут после того вошёл в палату молодой человек необыкновенной красоты, высокий, стройный, с открытым лицом, опушённым ещё молодою бородкой. Румянец играл во всю щёку; русые кудри падали на плечи; тонкий стан охватывал короткий кафтан; на золотой перевязи в золотых ножнах висел широкий варяжский меч. Князь Изяслав нахмурился, когда его увидел. Князья Святослав и Всеволод смотрели старшему брату в глаза, ожидая, что будет: им не хотелось быть свидетелями неприятного объяснения старшего князя с племянником-изгоем Ростиславом. Строгий вопрос чуть было не слетел с языка Изяслава; но красавец Ростислав предупредил его.
– Я встретил боярина Тукы, - сказал он весело, - стало быть, совет кончился, чужому человеку войти можно. Пришёл я сказать вам, дядюшки любезные, спасибо за хлеб-соль и проститься.
– А! Ты едешь? Ну, с Богом!
– сказал Изяслав.
– Да не надо ли тебе денег? Пошли сюда казначея, я велю тебе дать сотню гривен.
– На добром слове спасибо, дядя, - отвечал Ростислав, тряхнув кудрями, - только, признаться, я другого ожидал на дорогу.
– А, всё того же? Земли?
– спросил старший князь.
– Ожидал того, что моё; ожидал, что у дядюшек есть совесть, думал, что ваша сила может уступить моему праву, - отвечал спокойно Ростислав. Делать нечего, останусь при том, что получил от отца, а кланяться и принимать подачки больше не стану.
– Ты, друг любезный, кипятишься понапрасну, - сказал спокойно князь Изяслав.
– Я всему роду нашему отец и повелеваю тебе эту дурь из головы выкинуть. И чем ты отцовским думаешь жить? Покойный брат наш ничего не оставил...
– Немного, да оставил, - сказал Ростислав, хватаясь за ножны своего меча левою рукою, - одного золота на ножнах фунта два будет, а что внутри, так никакими горами золота не купить: от деда моего Ярослава этот меч переходит старшему в роду, а я, да будет вашей милости известно, старший в роду!
Он гордо взглянул на князей, повернулся и пошёл.
– Эй, Ростислав, не дури!
– крикнул ему вслед Изяслав.
– Не наживи себе беды! Ну и пропадёт ни за грош мальчишка: уедет куда-нибудь служить, к немецкому императору, пожалуй, с него станется...
В самом деле, вечером того же дня изгой Ростислав выехал из Киева через западные ворота. С ним видели боярина Порея, видели сына новгородского посадника Вышату, только что вернувшихся с охоты; было ещё четверо молодых людей, все бодрые такие, весёлые. Провожал их киевский боярин Чудин вёрст на пять за город. Порей всё время болтал без умолку и на прощание, когда путники пустили лошадей рысью, крикнул Чудину:
– Не бойся, дяденька! Не пропадём!
Боярин Чудин искренно жалел молодых людей и твёрдо был убеждён, что они едут куда-то на свою погибель. Он долго следил за ними глазами, потом, махнув рукой, проговорил:
– Эх, молодо-зелено! Ум-то есть, да разошёлся по закоулкам, а в сердце ничего не осталось! Пропадут ни за грош.
Через несколько дней после того, когда князья-братья разъехались из Киева, князю Изяславу доложили, что Ростислава с шестью спутниками народ видел в Василеве, то есть на юг от Киева, тогда как он выехал на Белгород, то есть прямо на запад. Потом видели его в степи за Днепром. Старший князь не понимал, куда и зачем направляется племянник, и очень беспокоился. Не прошло и двух месяцев, как от князя Глеба Святославича прискакал спешный гонец из Тмутаракани: Ростислав явился в город с толпою половцев и князя Глеба выгнал, а сам сел на Тмутаракани, а князя послал сказать: "Кланяйся ты нашим сродникам и скажи, что старший в роде князь Ростислав велел им жить смирно, не ссориться".
113
Т. е. силою.
Князь Изяслав едва верил этим слухам; но когда те же вести пришли от самого Святослава из Чернигова, куда приехал и выгнанный князь Глеб, то пришлось поверить поневоле. Святослав извещал, что он наскоро собрал войско и идёт опять сажать на Тмутаракани сына Глеба, и, по обычаю, поручал заботам князя Киевского своё семейство. Изяслав тотчас всхлопотался, и верный советник его, боярин Тукы, тотчас явился со своими советами. Изяслав был не в духе и не ожидал дельного совета от своего боярина.
– Да ведь ты за этого бунтовщика стоял на совете?
– сказал князь с недоверием.
– Нисколько я не стоял за него, - отвечал бесстрастно Тукы, - а представлял его права. Это я должен был сделать, чтобы князья решили, как мне записать его в списке. А как записал изгоем, так уж и знаю, что мне делать и как на него смотреть. Если б он о сю пору не был решён бесповоротно, так я, может, и теперь говорил бы, что у него есть право. Но у меня в списке написан Ростислав изгоем, и я теперь ни у кого не стану спрашивать, как тут быть. Выгнать его надо, и не только из Тмутаракани, но и из Русской земли, потому что изгою жить у нас можно, пока он сидит смирно, а как забурлил - подальше его.
– Ну и что же ты придумал?
– спросил Изяслав.
– А вот что. Пока сам князь Святослав идёт в Тмутаракань сажать сына, нам можно бы поговорить со здешними греками, что наезжают к нам из Корсуни. Одолеет Святослав или нет, это ещё неизвестно, а Корсунь с нашими приятелями от Тмутаракани близёхонько, рукой подать, торговля у нас идёт повседневная, и можно бы их подговорить нас от этого Ростислава избавить: выкрасть его, что ли, и увезти. Греки там придумают, как сделать, только непременно это дело надобно через них сделать...
– И есть у тебя такие греки, например, которые поймут это дело? спросил Изяслав.
– Очень довольно здесь греков, - отвечал Тукы, - и есть такие, что с полуслова всё понимают. Оно же и нетрудно догадаться, что им прямая выгода - сделать удовольствие киевскому князю. Какие деньги они здесь наживают страсть!
– Ну и дело, боярин, - сказал Изяслав, положив руку на плечо своего верного советника.
– Это ты придумал так ловко, что такое даже греку впору! Поговори с ними, голубчик.