К-9: Ученик. Учитель
Шрифт:
Песок будто что-то останавливало. Захватив окраины, он почти не тронул центр, вопреки всем ветрам и даже самой природе. Как будто по разбитым дорогам и стоянкам с вывернутыми каркасами машин кто-то прошелся невидимой метлой. Давно, да. Ветер уже нес рыжие песчинки, чтобы спрятать обнаженное прихотью Пустоши прошлое, но пока неуверенно и зыбко. Аккуратно. Будто бдительный сторож внезапно ушел, и ветер еще не верит, что путь свободен.
– Стража нет, – негромко и нетипично серьезно проговорил незаметно подошедший Ро, так что даже Хаук едва расслышал. – Разве страж
– Может, – еще тише ответил Джей. – Хотя я б не поверил, если б сам не видел. Что-то их жрет. Или кто-то. Трава еще эта… Не растет такое в пустыне и не должно расти. Впервые вижу.
Трава… Её Хаук заметил не сразу, поначалу вообще не понял, о чем говорит учитель. Багрово-красные растения, высушенные наверху до ржавой желтизны, выползали из черных провалов, зияющих сквозь песок и асфальт рваными ранами; пробирались из разбитых окон, вились по остовам домов и погнутым фонарям. Хаук смотрел на них, слушая разговор двух центров, и понимал, что ему становится страшно. Руины перестали быть интересными. Теперь от одного их вида знобило как от огромного кладбища.
Кладбищем они и были. Стали когда-то в прошлом.
А для кого-то – и в настоящем.
На одном из разбитых фонарных столбов Хаук углядел опутанный свежими красными стеблями череп. Рядом, погребенный под давно высохшей травой, виднелся красный флажок, чье-то тело, разодранное на куски, белеющие то там, то тут кем-то надгрызенные кости.
– А то, что жрет, узнать как-то можно? – еще тише продолжил Ро.
– Красный свет, все, что я видел. Чутье эту дрянь не берет. Я тогда ушел на разведку из-за стража как раз… Соваться ближе не стал: оно не гналось за нами.
– Спасибо. Хотелось бы знать, к чему оно все…
– Пустошь изменчива. Я думаю, стражи свое отслужили. Или не нужны больше. Или еще что-то… Узнаем. Надеюсь, не скоро. Надеюсь, не мы.
Ро молча кивнул и ушел к своим. А Хаук зябко повел плечами, гоня прочь воспоминания о страхах подземелья.
Спустя несколько часов руины, бывшие некогда огромным оживленным городом – не чета тем, что люди строят сейчас – утонули где-то вдали. Ветер усилился, заставляя путников поднимать маски и кутаться в плащи в наивной попытке защититься от вездесущего песка. Вместе с ветром поднялась и дымка.
Руины остались леденящим душу миражом за спиной. Воспоминанием. А ведь для кого-то они наверняка станут работой. Еще не раз и не два. Кто знает, может, однажды и сам Хаук вернется сюда уже не как недоучка-«внешний», а как профи, полноценный участник какой-то миссии.
На Пустошь тем временем опускалась ночь.
Еще семь таких, и караван будет на месте. Хаук пытался представить себе, каким окажется зеленый город, но выходило плохо. Перед глазами вставал то заросший кактусами Брайт, то недавняя гостиница с расставленными по коридорам зелеными штуками в горшках. А Джей, как назло, рассказывал мало. «Чтоб впечатление не портить», ага. Зато любопытство кормил умело, и Хаук чувствовал, что к концу пути не сможет спокойно спать от нетерпения.
Часть 8
—
Хаук передернул плечами, вспомнив, как Джей каждый раз повторял, что при любой угрозе будет стрелять на поражение. Рикардо Ро сейчас сказал то же самое. Видимо, так действительно принято в Пустоши. Жертвовать одним, чтобы спасти остальных.
Большая часть пути осталась за спиной. Шел пятый день. По словам Джея, через несколько часов они войдут в степную зону, но разница уже чувствовалась: песок лежал теперь не везде, кое-где проглядывала прожаренная солнцем земля, сквозь которую упрямо пробивались чахлые травинки и несуразные кривые кусты из колючек и тонких веток. Пару раз Хаук видел небольшие лужи-озерца, вокруг которых жизнь цвела во всех смыслах слова. Джей рассказал, что в этих краях подземная река подходит совсем близко к поверхности, и таких лужиц много по всей ее длине. Но им сейчас не по пути, так что больше, скорее всего, не встретят.
К концу дня травы стало совсем много.
Стелющиеся по земле стебли сплетались в единый ковер с торчащими то тут, то там листьями или цветами. В носу свербело от множества непривычных запахов. А жужжание насекомых звучало, казалось, отовсюду, буравило виски и толкалось в груди чуткой настороженностью. Насекомых Хаук повидал в пустыне достаточно. Больше не хотелось.
Быстро пришлось признать, что по сравнению со степью, в пустыне смотреть было не на что.
Пронизанное приторно-сладкими, легкими и горькими ароматами разнотравье казалось живым. Караван не успел и километра пройти по степи, как выстрелы из редких единичных превратились в постоянную непрекращающуюся череду щелчков. То тут, то там трещали странные электрические гранаты, сжигая мелких тварей по цепочке.
Джей молчал.
Хаук чувствовал, что учитель за ним наблюдает, оценивает, запоминает каждое движение и слово. Зачем? Наверное, чтобы знать, как и чему учить потом. Сейчас у Хаука не было времени думать об этом. Он удивлялся как идущий рядом мальчишка, вздрагивал от вспышек незнакомого оружия, разглядывал непрерывно жужжащих цветных тварей и чуть не подпрыгнул, когда один из цветков попытался схватить его за ногу. От обнаглевшего стебля остался лишь пепел, а Джей уже не стал прятать оружия.
Как и торговцы.
Как и Оди. Как и все «внешние», по той или иной причине не ставшие частью сопровождения.
— Если уже в желтой зоне караван защищают все, кто может, – задумчиво произнес Хаук, когда очередной стебель убрал уже Оди, – то что же в красной?
– А в красную не берут раненых или городских, – пожал плечами Джей. — Там только сопровождение и груз. Если дела совсем плохи, грузом часто жертвуют. Особенно ядрами. Твари всегда кидаются на активные источники энергии. Так их можно отвлечь и дать деру.