К чему приводит идеализм или любовь к стране вечнозелёных помидоров
Шрифт:
МиГи стояли в 7-ми метрах от стены казармы, в которой мне предстояло жить почти 1,5 года. Если продолжить прямую от стоянки, то до моей койки, которую мне выделила заботливая Родина, было от силы метров 40–60. А отбойников у вышки было ещё 6, помимо дежурной пары. А ночные полёты, особенно с середины лета, после прибытия молодых лётчиков и до декабря были 3–5 раз в неделю. Это обуславливалось
— Тащ стыйант, дежурный…
— Значит так! — прервал старлей дежурного по роте, который выглядел больше чем странно. Т. е. сверху-то он был вроде и сержант, и даже дежурный со штык ножом и повязкой, но без брюк-сапогов, зато в тапочках. — Ты чего такой?
— Мне послезавтра домой, брюки подшиваю, — откровенно и с чувством некоторого превосходства ответствовал сержант.
— А чё тебя Лаврук в наряд поставил?
— Дык это… — замялся сержант.
— Ясно. Уложи бойцов и учти — ЕСЛИ ЗАВТРА У КОГО-НИБУДЬ ИЗ НИХ ОКАЖЕТСЯ СТАРЫЙ РЕМЕНЬ ИЛИ ЧТО-ТО ЕЩЁ, ПРОПАДЁТ ХОТЯ БЫ ОДИН ЗНАЧОК, ИЛИ ТАМ… то домой поедешь в конце июня. С золотым эшелоном. Это я тебе официально обещаю. Врубинштейн?!
— Не извольте беспокоиться, Ваше благородие, чай не впервой.
Этот развязный тон нас удивил, даже больше чем внешний вид дежурного. Но с другой стороны перед нами стоял уже практически гражданский человек. И потом, какие тут у них порядки?
Дежурный по части с чувством выполненного долга на лице удалился досыпать, а мы вошли в казарму. Несмело так, с опаской.
— Чё, га**** (резинотехническое изделие № 1), проспал?
Последовал мощный замах, и дневальный на тумбочке съежился под мощной дланью сержанта. Удара, правда не последовало.
— Ур-р-р-ою, счегол!
— Туда, — он махнул рукой направо, — ложитесь на свободные койки и не… ("волнуйтесь", в общем), никто ничего не возьмёт. Мы себе не враги. Спите, — и коротко хохотнув, добавил: — Если сможете.
Он вразвалочку пошёл впереди нас и, дойдя до коек, которые стояли справа и слева от прохода, громко и раскатисто объявил:
— А к нам гости приехали!
На койках обозначилось шевеление. Мы застыли в проходе. Через минуту появились новые персонажи. Первые же вопросы нас уже не удивили.
— Цивильные сигареты есть? А чего без мешков?
И услышав ответ, в адрес дежурного:
— Вот козззёл! Я бы тушёночки…
Начался разбор, кто, откуда и т. д. Бойцы тут же, никуда не выходя и ни отходя, зажигали предложенные им сигареты. Нам тоже хотелось курить, но было непонятно — нам-то можно или как? Ну, и задал, конечно, этот вопрос один из нас. Толик Мамонтов. Питерец. Чем вызвал бурное веселье и радостные возгласы старожилов.
— Можно, мужик, можно…
И добавил после паузы, дождавшись, когда Толян и кое-кто ещё купившиеся возьмут в рот сигареты:
— Через
Последовали вопросы — кто что умеет и т. д. Короче ещё полтора часа до подъёма пролетели в весёлых развлечениях. Кто-то из нас играл на гитаре и пел весёлые песни, кто-то травил про новые фильмы, кто-то ещё что-то. Общались, одним словом.
Но за 20 минут до подъёма заботливые старослужащие уложили нас спать. Ларчик открывался просто. За пяток минут до шести, я, например, ещё заснуть не успел, а в коридоре послышался очень странный, какой-то щебечуший и вместе с тем строгий голос.
— Почему курилку не подмёл?! Ты… тра-та-та тыр-пыр-дыр!!!
Оказывается, старшина на подъём приехал. Вот народ и сделал вид, что всё у нас по уставу.
— Учебку не поднимать до семи, — последнее, что я услышал, проваливаясь в сон.
Мандатная комиссия
— Эй, учебка, подъём!!!
Пробуждение было тяжёлым. Первые мгновения вообще было непонятно, где мы и чего. Но встали. Заправив кровати, появилось желание умыться. Но ни мыла, ни прочего… Всё же в мешках. Но ребята выручили, даже пастой кто-то поделился. Вот тут впервые я попробовал "Тутти-Фрутти". Была у чехов такая зубная паста со вкусом жвачки. Или у жвачки был вкус пасты? Это как угодно, но всё равно вкусно.
Мы более или менее привели себя в порядок и нас увели из роты. В штабе мы разобрали мешки и нам было предложено пойти "в кино". Т. е. напротив штаба, в лесочке стояли врытые в землю перед огромным экраном, скамейки и маленький домик, т. е. кинобудка. Так вот, дежурный нас отправил туда, завтракать и ожидать приезда командования. На довольствии-то мы ещё не стояли, у нас был сухпай на 2-е суток. Наш вопрос о том, где можно взять кипяточку, чтобы заварить чайку хотя бы, он воспринял как весёлую шутку. Но потом сжалился и дежурный телефонист притащил-таки нам вскипевший чайник. По паре глотков досталось и на том спасибо.
Через некоторое время к штабу стали подтягиваться роты, и весь батальон выстроился у штаба. Зачем, нам стало понятно, после команды дежурного. Это, оказывается, народ на завтрак отправился.
Столовая была в гарнизоне. Пешком, по большому кругу до неё было всего-то пару километров. В одну сторону. Так потом полтора года почти, каждый день, 3 раза в день и гуляли. Строевым и с песнями. Очаровательное было развлечение, надо сказать. Сами понимает, жарко или холодно, дождь или солнце, а бывало и снег. Распорядок дня — закон для военнослужащего срочной службы.
Напрямик было метров 500, но так ходили только заготовщики и смена, а батальон ходил по парадной дороге. Удовольствие ниже среднего, доложу я вам.
Вот за чаем и сигаретками дождались мы автобуса с командирами. Основная масса офицеров сразу же пошла по своим делам, но какие-то два майора и капитан стояли у штаба, разговаривали и посматривали в нашу сторону. Печенью почувствовав, что это самое что ни на есть местное батальонное начальство, мы подобрались.
От этой группы отделился низенький толстенький капитан с отёчным лицом и мешками под глазами. Его маленькие свиные глазки просто буравили нас на расстоянии. По мере его приближения мы вставали и заправлялись. Он подошёл и стоял перед нами молча. Мы тоже молчали. А что тут скажешь?