К чему снится кровь (Иллюзии красного)
Шрифт:
– Я думаю, что жизнь добра ко всем нам, но мы сами любим все усложнять и запутывать. Мы не умеем просто любоваться ею и принимать ее дары. Мы любим нагромождать горы лжи, сожалений и обид, вместо того, чтобы просто смотреть и видеть. Мы смотрим на гибель организма и представляем вселенскую катастрофу. Жизнь, подобно океану, выносит на поверхность мусор, который мы принимаем за жемчуг из самых сокровенных глубин. Не так ли?
Таисия Матвеевна смотрела на него во все глаза. Она не могла поверить, что слышит подобное из уст весьма респектабельного и современного мужчины. Это невероятно. Однако ему стоит все рассказать.
Сиур выслушал историю любви Алеши и Элины, похожую на миллионы других таких же историй и в то же время совершенно особенную. Взгляд издалека делает вещи подобными, но когда начинаешь приближаться к ним, из тумана бытия проявляются Знаки Судьбы и оригинальные детали, которых нет и не может быть более ни в какой точке вселенной.
Внучка Элина появилась у Таисии Матвеевны случайно. Подруга, которая работала в детском доме, ушла в декретный отпуск, но место терять не хотела и предложила ей вести по совместительству язык и литературу. Таисию Матвеевну она знала давно и подвоха не ожидала. А если другая устроится на ее место, то кто знает, как оно потом сложится? Вдруг, не захочет уходить, войдет в доверие к заведующей, начнет плести интриги… Ну, вот так и началась эта история.
Работая в детском доме, Таисия Матвеевна подружилась с маленькой девочкой, у которой было мелодичное имя – Элина. Кто ее так назвал, неизвестно. Девочку принесли к дверям роддома ночью и оставили одну, на ручке у нее был браслетик, на котором среди прочих элементов орнамента латинскими буквами было выгравировано слово Элина. Так ее и назвали.
– Вы не пытались узнать, кто ее родители? – Сиур сразу вспомнил истории убитых – старого антиквара, ясновидящей вдовы, Сташкова. Все они были «без роду, без племени», либо детдомовские, либо воспитанные тетками, бабками… Странное совпадение.
– Как не пыталась? – Таисия Матвеевна вздохнула. – Только бесполезно все. Вот я ее и растила как свою родную внучку, в дочки-то она мне не подходила, по возрасту. А с каким трудом удалось оформить документы, вы себе не представляете! Взять ребенка из детского дома не так просто. Хорошая она девочка, только дикая очень.
Сиур отметил, что женщина не говорит об Элине «была», а рассказывает о ней, как о живой.
– Вам нравился Алеша? – спросил он, чтобы побудить Таисию Матвеевну продолжать.
– Представьте, да. Он на эту Элинину дикость не обращал никакого внимания, ему, наверное, даже нравилась такая ее манера. То задумается невесть о чем, и мечтает! То начинает смеяться по всякому поводу и баловаться. И стихи очень любит, только не все подряд, а сложные… С глубоко упрятанным смыслом. Прочитает какие-нибудь строчки, и спрашивает, что мы об этом думаем? А мы сидим и молчим. Сразу-то и не сообразишь. И тут она подождет… да и объяснит, как она понимает. Знаете, я всю жизнь преподаю литературу и очень ее люблю, но до таких глубин, до такого неожиданного взгляда на вещи никогда моя мысль не доходила. Еще бывало, ни с того, ни с сего такое скажет… Вот у меня сережечки есть старые, от мамы оставшиеся – сапфиры натуральные, в круглой оправе и перевиты золотой ленточкой. Когда Элине восемнадцать исполнилось, я их хотела ей подарить. Она на них посмотрела, помолчала и заявила, что такой камень носили жрецы Юпитера в Риме на указательном пальце! Ну, что это? Странная она девушка… А
Таисия Матвеевна взяла с полки толстый альбом для фотографий в бархатной обложке.
– Вот, смотрите, красота какая! Природа необыкновенная, – камни, вода, карликовые сосны.
На обрывистом берегу, покрытом ползучим кустарником, стоят несколько парней и одна девушка, в касках, спасательных жилетах, с огромными рюкзаками. Девушка тоненькая, изящная, с мечтательно-печальным взглядом. Рядом с ней – Леха, собственной персоной, молодой, застенчивый и влюбленный. Даже на фото смотрит на Элину, а не в объектив.
– Это они как раз перед тем походом сфотографировались, из которого Алеша вернулся без Элиночки. Он себя до сих пор винит, считает, что если бы он тогда не уговорил ее… А я так не думаю. Он обещал писать, но ни одного письма я не получила. Это все чувство вины, оно сжигает изнутри, как огонь, если дать ему разгореться.
– Да. – Сиур внимательно рассматривал фото. Элина ему понравилась. На ее руке что-то блестит, из-за блика не видно, что, – все расплылось. – Алеша всегда скрывал от всех нас Элину и все, что с ней связано. А что это у нее на руке так блестит?
Таисия Матвеевна поднесла фото к самым глазам.
– Это тот самый браслетик, про который я вам говорила. Элина его не снимала. – Женщина беззвучно заплакала. Слезы катились по ее бледным щекам. – Соседка меня все в церковь зовет, говорит, надо заупокойную службу заказать, свечки поминальные поставить, тогда легче станет. А я никак не могу решиться.
– Почему? – Сиур чувствовал себя неловко. Он не мог найти сочувственных слов, а молчать было не принято. Но что тут скажешь?..
– Потому, что Элиночка жива. Вы только не подумайте, что бабка, мол, чокнулась от горя. Я ее видела во сне, и она меня успокоила. Со мной, говорит, бабушка, все в порядке, не плачь. Проснулась я утром, помолилась, поплакала, и согласилась. Тело ведь так и не нашли. А значит, мертвой ее никто не видел. Сердце мне подсказывает, что поминать ее еще рано.
Валерия работала, как всегда, допоздна. Несколько раз она наливала из термоса заваренные по рецепту сладчайшего Бориса Ивановича травы от кашля. Горький отвар обжигал горло. Хотелось спать. Она встала, потянулась. За окном стояла густая душистая тьма, безветренная и беззвездная.
– Ночью будет дождь, – подумала Валерия. Она любила спать под шум дождя, когда в открытое окно врывались свежесть и влага, звуки падающих на листья капель. Тогда приходили на ум непонятные и приятно-тревожные мысли.
Валерия открыла створку окна и улеглась спать. Влад так и не позвонил. Наверное, что-то не получилось, как было задумано. Она хотела еще поразмышлять, но травы оказали успокаивающее действие и сон прилетел незаметно и легко, как пушинка на ресницы.
Ливень хлынул внезапно и оглушительно, забарабанил по стеклам и подоконнику, ворвался запахом промокшей листвы… Валерия проснулась. На часах – около трех утра. Боже! Как теперь снова уснуть? Термос с отваром стоял на тумбочке у кровати. Она налила полстакана, с трудом проглотила. Показалось, кто-то пытается открыть входную дверь.