К нам осень не придёт
Шрифт:
— Нет-нет, оставайся в постели и выпей, ради бога, микстуру! Мамаша держится превосходно; она сказала, что мы оплачем батюшку позже, а теперь надо подумать о твоём здоровье. Она боится, как бы ты опять не расхворалась…
Они немного помолчали; Елена заметила, что Анна нервно теребит руки.
— А господин Осокин ничего не говорил о завещании? — спросила вдруг Анна.
Елена взглянула на сестру с изумлением.
— Завещание?.. Нет. Да разве до того сейчас?! Вероятно, позже папашин поверенный свяжется с нами, и…
— Забудь об этом, — поспешно перебила Анна. — Я
Анет не договорила: из глаз её брызнули слёзы, плечи затряслись от рыданий. Елена молча обняла сестру и прижала к себе. Самой ей по-прежнему не хотелось плакать; и сейчас она некстати вспомнила, как рыдала в объятиях маменьки, когда узнала, что Владимир стал женихом Анны. Стало быть, это огорчило её куда больше, чем безвременная смерть отца?! «Какая же я всё-таки гадкая, — снова подумала Елена, — правильно, что папаша любил Анет куда сильнее!»
Вошла заплаканная Люба, поставила на столик поднос с укрепляющей микстурой, пробормотала: «принесу водички барышне». Елена заставила Анну выпить лекарство, затем они с Любой смочили Анне лоб и виски прохладной водой, уложили её и укутали. Елена посидела рядом с сестрой ещё, ожидая, пока истерика иссякнет. Заходила и мать проведать Анну, но та никак не отреагировала на её присутствие. Мать же невозмутимо забрала пустой стакан, пристально всмотрелась в падчерицу, проговорила несколько ничего не значащих слов утешения, погладила Анну по голове и исчезла.
Елена осталась с Анной до ночи. Постепенно сестра успокоилась, даже задремала. Однако уже засыпая, она обречённо, точно про себя проговорила фразу, показавшуюся Елене более чем странной.
* * *
Ночь сменилась предрассветными сумерками, за окном лил дождь. Елена вышла из комнаты Анны усталая, но сама мысль, что придётся пойти к себе и лечь, приводила её в ужас. Отчего-то было страшно, что она ни за что не заснёт, а если и заснёт, непременно будет мучиться кошмарами.
Елена зажгла свечу и решила помолиться, но и это оказалось невозможным. Из головы не шли произнесённые сквозь сон слова старшей сестры: «Ах, папенька, папенька, не успели мы договорить… Теперь вас нет, и никто мне больше не поможет». Что Анет имела в виду?!
Снаружи раздался какой-то шум, стук, недовольный голос сторожа, затем прозвучал цокот копыт по вымощенной дорожке. Ещё кто-то приехал оповестить их о смерти папеньки? «Вероятно, отцовский поверенный прислал кого-нибудь с письмом», — подумала Елена. Она поднялась с колен, уселась в кресло, накинула на плечи тёплый платок: от усталости и бессонной ночи её знобило.
В двери настойчиво застучали; кто-то из прислуги прошаркал через веранду. Елена утомлённо прикрыла глаза, не имея сил даже пошевелиться. Ну вот, сейчас придётся заново переживать уже пережитое днём: читать письма, выслушивать соболезнования, принимать скорбный вид… И тут в полутьме кто-то скользнул к ней неслышной тенью; горячий поцелуй обжёг её ледяные пальцы.
— Милая, драгоценная Елена Алексеевна! — прошептал голос, который она никогда в жизни не перепутала ни с каким-либо другим. — Я уже знаю… Я пришёл, чтобы отдать вам всё моё сочувствие, всё
* * *
Медленно-медленно, словно во сне, Анна развернула предсмертное письмо отца, лично переданное его поверенным. Письмо было коротким.
«Моё дорогое дитя, ненаглядная моя Анет! Прости, что мы не попрощались с тобою: я просто не имел для этого душевных сил. Доктор Рихтер подтвердил, что жить мне осталось недолго. Сейчас вот пишу завещание. Как ты пожелала, я поделю моё состояние поровну между тобой и Элен, отдельно упомяну и мою супругу Катерину Фёдоровну. Видишь, я выполняю данное тебе обещание в точности.
Но одновременно я прошу и заклинаю тебя, Анет: выполни же и ты обещанное! Выходи замуж за графа Левашёва и будь достойна его старинной и знатной фамилии. Так я умру спокойным за твоё будущее, за твоих будущих детей. Сделай это для меня, моя родная, позволь порадоваться за тебя, уходя! Сейчас я представляю тебя графиней Левашёвой, хозяйкой роскошного особняка, который вы с мужем выкупите в скором времени, и сердце моё наполняется счастьем. Блистай, Анюта, и будь счастлива, ты создана для этого!
И ещё: после нашего разговора о твоей матери я не могу перестать думать о ней, слышать её голос… Все эти годы я говорил себе, что моя княжна мертва — и всё-таки, скажу тебе честно, я в это не верю. И даже твоя странная болезнь, во время которой ты утверждала, что видела её — мне представляется, это всё было не просто так. Несомненно, мою Алтын окружала какая-то тайна, которая досталась в наследство тебе. Я так и не смог разгадать её, но уверен, что ты это сделать сможешь. Отчего-то я знаю, что вы с Алтын когда-нибудь непременно встретитесь. Умоляю тебя, Анюта, скажи ей, что я помнил её и любил, до самого последнего вздоха.
Прощай же, родная, не плачь обо мне слишком много».
Анна осторожно свернула письмо и спрятала его за корсаж. Когда поверенный передал ей бумагу, она поймала на себе пристальный, сверкающий взгляд мачехи — и ей стало не по себе. Уже было известно о завещании, сёстрам сообщили, что обе являются наследницами огромного состояния, но Катерина Фёдоровна выглядела напряжённой, точно натянутая струна. Казалось, она всё время ожидала какого-то подвоха.
— Не прочтёшь ли нам вслух, Анюта, что написал в последнем письме твой несчастный отец? — хриплым голосом попросила мачеха, когда вечером, после оглашения завещания осиротевшая семья расположилась в гостиной.
Анна вздрогнула. Катерина Фёдоровна говорила будто бы спокойно, но глаза у неё сверкали, словно у голодной кошки, а тонкие, ухоженные руки судорожно сжимались.
— Там ничего особенного, маменька, — кротко ответила Анна. — Батюшка желал просто попрощаться со мной.
— Странно, — задумчиво произнесла Катерина Фёдоровна. — Ни мне, ни Элен он не написал ни словечка. Быть может, он сообщил тебе что-то такое, о чём никто из нас не ведал?
— Нет-нет, он… Он просто благословляет меня в письме и желает мне счастья.