К себе возвращаюсь издалека...
Шрифт:
Пьяный опешил, после загрозился вслед; мол, погоди, тонуть будешь, троса не брошу!..
— Зачем мне тонуть? Придумал тоже, тонуть! — И заворчал на кого-то из матросов: — Куда кладешь, не понимаешь, маленький, что ли? Волна будет — сразу за бортом!
— Култука тебе хорошего! — накликает пьяный.
Култук — это один из байкальских ветров, коих много. Култук, верховик, горный, баргузин, сорма, ангара…
— Попутный будет! — буркнул капитан и ушел в рубку.
Ох и характер! Ну, пусть его. Я пассажир, еду смотреть Байкал и его население.
А мой начальник?
Константин Константинович бегает по причалу, что-то тоже грузит, пишет какие-то записки. Маленький, озабоченный, взглядывает на меня, застенчиво и раздраженно улыбается: «Не до тебя, матушка, не путалась бы ты под ногами!..»
Понятно.
Скорей бы отсеивались пассажиры: везем геологов, лимнологов, еще кого-то. Скорей бы утряслись люди: в толпе не видно лиц.
Взял-таки Семенов пассажиров, за которых хлопотал пьяный. Оказалось, что это муж с женой и девочкой едут к брату в Богульдейку: у брата не то потерялся в тайге, не то утонул мальчик, надо помочь.
— Такое дело, ладно, — сказал Семенов.
Утряслись, отсеялись. Едем уже пять часов. Разошелся верховик — главный байкальский ветер, дующий вдоль его котловины с севера на юг, а точнее для этих мест, с востока на юг. Катер здорово кидает, волна летит через нос на палубу. Я сижу над машинным отделением, здесь качает меньше.
Константин Константинович устроился на крыше кормового кубрика. Ссутулился, нахохлился, большие навыкате голубоватые глаза напряженно смотрят в себя, а на лице застенчиво-вежливая улыбка: «Да нет, я здесь, я нужен — пожалуйста!»
Я протягиваю блокнот, где выписаны цитаты из книги Константина Константиновича «Гидрохимия озера Байкал», прошу растолковать непонятное. Константин Константинович надевает очки.
— Да, это вы верно списали, что?
В техникуме у меня по химии всегда была не твердая тройка. Я прошу Константиныча прочесть мою «химическую главку»: как бы мне не сделать его именем «открытий», претендующих на мировую сенсацию…
— Ничего, я привык. Мне одна корреспондентка приписала, что я изобрел антикоррозийное покрытие для судов, которым с успехом пользуются на Байкале. Я не обижаюсь…
— Ничего себе!
— А мы с ней разговаривали о том, что в силу своей малой минерализации байкальская вода действует разъедающе на металл, на бетонные сооружения. Ну, она сделала практический вывод, опередив, правда, значительно события. Вот тут как раз могла получиться мировая сенсация. Но обошлось…
Все-то он знает, о чем ни спросишь: о байкальской водичке, о рыбе, о планктоне, о разных версиях происхождения байкальской котловины, об удивительном озере Танганьика и о художнике Дубовском, писавшем закаты, похожие на тот, что перед нами. Сравнивает атлас Дриженко, составленный в начале века, с тем, который несколько лет назад составило Восточно-Сибирское пароходство.
— Пересчитали футовую систему — и все! — поддерживает его капитан. — Перепутали
Я спрашиваю, есть ли в Байкале «тяжелая вода», как предполагал Верещагин. Константин Константинович отвечает, что есть, но не дейтерий, а тяжелый кислород.
Зовут ужинать. Повариха наша — худая, лет под пятьдесят, крикливая, бывалая, огненно-рыжая. Готовит хорошо и чистоплотно, что так редко и так трудно в этих условиях. Она наливает всем крепкого кирпичного чаю, а капитану просто воды.
— Вы почему с заваркой не пьете, Василий Васильевич?..
— А зачем ее пить?.. Вода — она вода и есть, а заварка зачем?
В принципе я с ним согласна. Байкальская водичка очень вкусная, имеет даже свой какой-то неуловимый аромат, не то что наша фильтрованная хлорированная из водопровода… Но все же другие-то с заваркой пьют! Непонятно.
Мне уже рассказывали в пароходстве, что капитан наш со странностями. В домино не играет, не пьет. Совсем не пьет!.. За это его многие не любят, а кое-кто из команды жалуется, что с Семеновым «трудно» работать.
Между прочим, когда подходили к Богульдейке, пассажир, едущий к брату, принес пол-литра водки и пол-литра «красного». «Спасибо, что подвез, выпьем давай?» — «Не пью». — «Не пьешь?!. Так куда ж я ее?» — растерялся парень. «Куда? Как принес, так и унесешь. Тяжело, что ли?» Денег за провоз Семенов с них тоже не взял, приведя тем самым пассажиров в окончательное недоумение.
— Да вы кержак, что ли?
— Кто?
— Ну старообрядец…
— Здесь их семейскими зовут, — подсказывает Константин Константиныч. — Политических по одиночке выселяли, а старообрядцев семьями. Семейские.
— Не с той политики смотрите! — сердится капитан.
4
Тишина.
Вода гладкая, масляно-сизоватая, покачивается, играет солнцем. Берега затянуло дымом: где-то горит тайга. Сладко пахнет кедровым стлаником. И тишина…
Неужто на свете бывает такое?..
Тишина.
И лоснится, плотно покачивается в берегах Байкал, полный, как глаз.
— Так бы и побежал вперед катера! — вздыхает Гошка и подмигивает мне. — Верно, штурман?
— Верно, — говорю я. Штурман так штурман.
Гоша Федоров наш боцман. Черноглазый и подвижной, как медвежонок, он везде успевает, до всего ему дело. И вечно на лице его улыбка, смешок. Гоше двадцать четыре года, но в нем еще столько от мальчишки! Вчера во время качки опрокинуло кастрюлю с компотом. Все жалели повариху, которой ошпарило ноги, а Гошка… компот!..
— Давай, штурман, на руль! — распоряжается Гошка. — Сейчас отходить будем.
— Какой сегодня Байкал гладенький, — посмеивается Константин Константинович. — А говорят, женщина в рубке — несчастье приносит! Утих ведь, старик… Или прикидывается?