Кабахи
Шрифт:
Светлые, шелковистые волосы девушки коснулись лица Закро, и он понял, что Кето плачет…
У него самого комок подкатил к горлу, пришлось сжать зубы, чтобы не прослезиться.
— Ладно, ладно, не плачь. Пусть твоим врагам будет о чем плакать! Дом у меня большой, оба поместимся. А потом выдам тебя замуж за хорошего парня, не такого, как этот твой. Можешь быть уверена: такую славную, такую красивую сестренку у меня любой с руками оторвет. Только ребенка смотри оставь — не смей с ним ничего худого делать! Пусть еще одним грузином больше станет. Почем знать — может, вырастет не такой непутевый, как я или как его отец!
Кето подняла голову, отерла слезы, Нежность Закро вызвала на ее лице слабую улыбку — улыбку робкой благодарности.
— Разве ты сможешь возиться с ребенком?
— Смогу. Ни в чем не будет знать недостатка. Обещаешь?
— Только… Если и ты мне взамен обещаешь…
— Говори — заранее на все согласен. Считай, что уже исполнил.
— Прости Валериана, — тихо, нетвердым голосом выговорила Кето, устремив на Закро умоляющий взгляд.
Исхудалое лицо Закро покрылось бледностью. Потом щеки его побагровели, потом пожелтели. Наконец он приподнялся на локте, грозно сдвинув брови, и прохрипел с яростью:
— Все равно убью!
Кето хотела было еще что-то сказать, но ее прервал шум, донесшийся снаружи. Шум нарастал, слышался топот множества ног — целая гурьба людей приближалась к палате, ничуть не стараясь ступать осторожней, не соразмеряя шага.
Через минуту в палату ввалилась ватага дюжих молодцов. Крепкие, мускулистые шеи, чуть покатые, широкие плечи, могучие груди, как бы отлитые из стали фигуры дышали здоровьем и привольной силой.
— На колени! А ну, живо на колени, так твою… Посмотрите-ка на этого недоноска! Становись на колени, говорят тебе! — потянулся один из вошедших к парню, которого они вели силой, стиснув с обеих сторон, схватил его за плечи, встряхнул, придавил книзу, так что у того подломились колени и голова очутилась на уровне постели Закро. — А теперь молись!.. Ну, как ты себя чувствуешь, Закро, как пережил эту зиму? Настроение у тебя ничего? Я только сейчас в Тбилиси узнал… Точно меня обухом оглоушили, чуть с ума не сошел, поверь своему Гуджу! Посмотрите, во что превратился такой богатырь по милости этого беса! Одно только слово скажи, голос подай или хоть просто рот раскрой, зевни — и тут же перед тобой горло ему перережу.
Восклицания, поцелуи, ласки — друзья не выпускали больного из объятий, пока изрядно не утомили его. Наконец они отошли от постели, стали в сторонке.
— А теперь говори, что с этим негодяем сделать? В милицию мы решили его не сдавать. На что нам милиция — посадят года на два и выпустят на волю: гуляй себе, живи по своему разумению. Вот след, а вот и сам медведь! Суд, закон — все нам самим известно. И так управимся.
Закро лишь сейчас рассмотрел толком своих гостей-борцов: зугдидского Гуджу Алания, чабинаанцев Майсурадзе и Чиквиладзе, ахметского Киброцашвили и еще одного, незнакомого ему.
Чуть в стороне держался глава и зачинатель всего сегодняшнего предприятия — Бакурадзе; он не сводил глаз с парня, валявшегося на коленях перед постелью раненого.
Кето со страхом следила за тем, как непрерывно менялось выражение лица Закро под влиянием физической боли и волнения, как это лицо заливали попеременно то румянец, то
Наконец Закро кое-как овладел собой, приподнялся и сел в постели.
— Подложи мне подушку за спину.
— Закро, милый, прошу тебя… Ты же знаешь, что должен лежать, пока еще нельзя садиться…
— Делай, что я тебе говорю. Этот паршивец не должен видеть меня лежачим… Ребята, я вас еще не познакомил: моя сестра.
— Ох, сказал бы ты чуть раньше, друг, а то я ее за медсестру принял. Прошу прощения, девушка. Меня зовут Гуджу Алания.
— Что же ты нам не говорил, что у тебя такая красавица сестра?
— Верно, не хочет замуж отдавать — жалко расставаться.
— Кето, принеси стулья. А кто хочет, садитесь ко мне на постель, друзья.
— Что вы, что вы, не беспокойтесь, у нас и времени нет тут рассиживаться… Не надо, ребята, беспокоить эту молодую женщину. Не ходите никуда, сударыня, мы постоим тут, около кровати.
Палата была маленькая — собственно, это была комната дежурного врача. Закро, любимого всеми спортсмена; временно устроили там, главным образом для того, чтобы он всегда был на глазах у медперсонала.
— Вот так. Один поставь сюда. Так. Садитесь, товарищи. Это та самая девушка, из-за которой мне всадили в живот нож до самой рукоятки.
— Матушка родная!.. Убейте меня! Что это мне сказали! Как вы могли, уважаемая, полюбить этого шелудивого черта? Больше не нашлось человека на свете? Разве это пара для сестренки Закро?
Кето закрыла руками лицо.
— Оставь ее, Гуджу. Жаль девушку. Ей сейчас своего горя хватает.
— Изволь, дорогой друг, изволь — уже оставил. А ну-ка, ребята, садитесь и вы. Вон стол, все на нем поместимся. Сестра Закро — моя сестра. Я никому не дам ее в обиду.
— Эй ты, дьявол! Очнись! Слышал, что тебе сказали? Пока Домка-кизикиец жив, другу моего друга обиду никто не нанесет. Подними башку — голова это или чертов сундук! — Незнакомец запустил всю пятерню в космы Валериана и грубо вздернул его голову.
— Заставьте-ка его посмотреть сюда, покажите мне его рожу!
— Эк голову склонил, что казанлыкская роза, босяк! А ну, держись прямо, думаешь, мы все хуже тебя на вид, что ли? Вот так, так, смотри нам в глаза, завтра нас уже не сможешь увидеть. Сегодня мы должны покончить с этим делом, а потом сами вместо тебя сядем за решетку.
Валериан весь одеревенел — то ли от сознания своей вины, то ли от страха перед возмездием. Он отводил глаза, не мог заставить себя взглянуть в лицо больному. Небритый, заросший щетиной, угрюмый и полный злобы, он упрямо молчал. Незадолго до этого он однажды пришел в больницу, попросил под большим секретом вызвать Кето из палаты и упавшим сиплым голосом, воровато бегая взглядом по сторонам, умолял девушку помирить с ним Закро, обещал стать ее слугой, рабом ее до самой смерти…
Кето повернулась и ушла назад, в палату, даже не удостоив его ответом.
Закро от нервного напряжения лишился сил. Он с трудом держался сидя, опираясь на руки, голова его завалилась назад, глаза закрылись.
— Ради бога, прошу вас как братьев, уберите этого человека отсюда. Слаб еще Закро, не выдержит. Видите, что с ним. Уведите…
— Уведем, сестренка, уведем, не сомневайся! Как только совершим над ним суд, уведем в ту же минуту. Что скажешь, Закро, — сдать его в милицию или тут же прикончить?