Кабахи
Шрифт:
Жена сапожника заняла накануне у жены гончара три хлеба. Взяла она эти хлебы и отнесла к гончару, чтобы вернуть долг.
Гончар сразу узнал их, разломил все три хлеба и спрятал золотые обратно в сундук.
«Ничего не поделаешь, видно, в самом деле такая судьба у этого человека», — подумал он.
Хатилеция сплюнул еще раз, выколотил трубку и заткнул ее за пояс, заключив этим свою притчу.
Собравшиеся закивали головами, соглашаясь с ним.
Лишь один Годердзи улыбался недоверчиво и глядел на Шавлего, ожидая от внука
Но внуку было не до него: достав из кармана записную книжку, он быстро-быстро, поскрипывая пером, что-то писал в ней.
3
Русудан подбежала с решительным видом к трактору, стукнула рукояткой плети по гусеницам и приказала водителю:
— Стой! Сейчас же останови!
Тракторист потянул на себя тормозной рычаг и взглянул с недоумением на агронома:
— Что случилось, Русудан?
Русудан молча повернула назад, обошла кругом комбайн и поднялась на площадку.
Комбайнер выпустил руль, сдвинул замасленную кепку замасленной рукой на затылок и спросил хмуро:
— Что, велено возвращаться назад?
— Куда это ты собрался? Сию же минуту опусти ниже хедер!
Белые зубы блеснули на темном от загара лице комбайнера. Он отступил на шаг и, подбоченясь, смерил взглядом девушку, стоявшую перед ним на площадке комбайна.
— Смотри как распоряжается! Тебе-то какое дело? Ты что, райком или, может, министерство? — И, повернувшись к трактористу, гаркнул: — Ну, чего остановился, словно заговоренный ишак? Поехали, разиня!
Русудан вспыхнула до корней волос и в свою очередь крикнула трактористу:
— Не смей трогаться с места, Баграт! Как не мое дело! А чье же еще? Воспользовался тем, что я уехала на другой участок, и опять поднял хедер? Сейчас же опусти! Почему ты решил, что только по краям участка надо косить как полагается, а посередине можно срезать одни колосья и оставлять всю солому? Немедленно установи хедер на той высоте, на какой нужно.
Комбайнер оперся левой рукой на руль и скрестил ноги.
— Знаешь что? Перестань читать мне наставления и ступай присмотри за собственными делами. Тебе-то какая печаль? Кто приедет из района — посмотрит на поле с края, увидит, что хлеб сжат под самый корень, и уедет. Кому охота залезать внутрь участка, бродить по стерне, среди колючек? Тебя что — не интересует досрочно закончить уборку урожая и заслужить благодарность в районе?
Русудан отшатнулась, оторопев от неожиданности.
— Что? Благодарность? Еще и благодарность получить? Да вы тут в самом деле думаете, что за погубленное дело благодарность объявляют? Кому нужна такая досрочная уборка? Это же чистое очковтирательство! Ну, посмотри на жнивье — сколько ты оставляешь несжатых колосьев! И на каждом гектаре — такие потери? Вы понимаете, что вы делаете?
Чуть тронутое загаром лицо девушки было затенено широкими полями соломенной шляпы. Черные блестящие глаза ее метали гневные искры, тонко
Комбайнер с трудом оторвал взгляд от точеной шеи и высокой груди Русудан. Голос его заметно смягчился.
— Потерь никаких не будет. Оставшиеся колосья соберут женщины или школьники. А план мы перевыполним.
— Женщинам хватит работы и в Подлесках, после жнецов. Да и мало ли у женщин других дел, кроме собирания колосьев? Сейчас же опусти хедер, и чтобы я больше не видела такого безобразия!
Комбайнер на этот раз нахлобучил кепку до самых бровей и скривил губы в пренебрежительной усмешке.
— Опустить хедер? — спросил он спокойно и вдруг повысил голос: — Если уж ты такой дотошный агроном, почему не позаботилась, чтобы посев пропололи как следует? Видишь, сколько в хлебе сорняков? А когда сеяли, где ты была? Почему не присмотрела, чтобы боронили как полагается? Вон глянь-ка — всюду неразбитые глыбы торчат, затвердели, как камень. — Он снова заговорил тише, наставительным тоном: — Нет, уж лучше ступай, сестрица, читай свои наставления другим. А я об осот да о пырей ломать ножи не собираюсь.
— Так не опустишь хедер?
— Нет.
Русудан круто повернулась и спустилась с комбайна.
— Очень хорошо. Но знай, я немедленно сообщу председателю колхоза, как вы тут своевольничаете.
— Ступай, ступай. Только завтра не забудь зонтик прихватить, а то ведь солнышко… — Комбайнер ухватился обеими руками за руль и крикнул трактористу: — Рвани, Баграт!
И Баграт «рванул»…
Русудан шла по жнивью; с шелестом раздвигались перед нею стебли пшеницы с отсеченными головками. Высокая стерня колола ей икры и колени. Местами в жнивье виднелись головки остреца и ворсянки, а кое-где — веера конопли.
«Отчасти, пожалуй, прав этот наглец. Поле и в самом деле плохо прополото. Но откуда до сих пор могли остаться цельные глыбы… Да такие, что сами не раскрошились! Да и разве все это может оправдать такое неслыханное нахальство? Вот пойду к председателю, скажу, что и его самого ни во что не ставят. Впрочем, он должен быть сейчас здесь, под дубом».
Из-под ног девушки поминутно вспархивали перепелки, торопливо хлопая крыльями, перелетали на небольшое расстояние и снова опускались в жнивье. Со всех сторон доносился тоненький цыплячий писк их еще не оперившегося потомства.
Немолчный стрекот сверчков стоял в воздухе.
Со стебля на стебель перескакивали ярко-зеленые кузнечики. При каждом шаге Русудан разлетались, расскакивались в разные стороны всевозможные летучие существа — землисто-серые или с пестрыми крапинками на крылышках, — так движется по гладкой поверхности озера катер, разбрасывая фонтаны брызг.
Над стогом обмолоченной соломы поднялся ястреб, лениво взмахивая крыльями, пролетел низко над скошенным полем и взмыл в небо, взяв направление на алазанские прибрежные заросли.