Кабахи
Шрифт:
Старуха еле сдерживала рыдания, подступившие к горлу; надтреснутый ее голос срывался и дрожал.
Ее собеседнику вспомнился невысокий, сухощавый добродушный парень, который однажды сплел маленькому Шавлего кузовок для ловли рыбы в Алазани. Вспомнился первый арест — как милицейские посадили парня на линейку и увезли его. Когда открытые дрожки, выбравшись на шоссе, прокатили мимо дома председателя, Солико вскочил на ноги и, потрясая в воздухе кулаком, пригрозил дяде Нико: дескать, с этих пор, даже если ночью в постели тебя укусит блоха, знай — это я!.. Потом была армия,
Шавлего разворошил уголья в камине.
— Сельсовет оказывает тебе какую-нибудь помощь?
Старуха подняла взгляд к потолку и, воздев руки, стала осыпать проклятьями председателя сельсовета.
— Бывает, заглянет Реваз Енукашвили — покрутится во дворе, сделает, что надо. А порой агроном наш завернет — хорошая девушка, добрая душа! Прошлой осенью поросенка мне подарила… Ох горе мне, сынок, горе!..
Долго еще слушал Шавлего безнадежные причитания старухи — потом осторожно ссадил на пол разнежившегося у него на коленях котенка и встал.
— До свидания, тетя Сабеда. Не отчаивайся, может, все еще уладится.
Поднимаясь, он ударился головой о черепицы, уложенные вдоль стрехи.
Старуха всполошилась:
— Осторожнее, сынок! Балки прогнили, стропила давно пора менять — еще немного, и крыша обрушится мне на голову. Уж год, как обещался починить ее Реваз, да все времени не выберет. И то ведь — мало ли у бригадира забот? Не до меня ему, как он со своими-то делами управляется?
Шавлего молча стерпел боль и, нагнув голову, выбрался из-под навеса галереи во двор.
— Куда ты, сынок, посиди, пообедай со мной. Как же так — не поев, уходишь? Угощать тебя, правда, нечем, не обессудь — ничего у меня нет, кроме лобио…
— Спасибо, тетушка Сабеда, мне ничего не нужно. Что может быть вкуснее лобио, да только я не голоден. Да и тороплюсь, надо мне еще успеть зайти в одно место.
— Бог тебе отплатит за твою доброту, сынок! Будь счастлив на радость своим старикам. Дело у тебя в руках горит: сложить в скирду столько снопов — немалая работа. Любому другому до вечера бы хватило. Иа Джавахашвили обещал было прийти, да, видно, его на жатву послали. Нынче ведь в колхозе страда, рабочих рук не хватает. Спасибо тебе, сынок, большое спасибо!
— Не стоит благодарности, тетя Сабеда. Если еще что-нибудь понадобится, дай мне знать.
Увядшие губы старухи искривились от беззвучных рыданий. Она проводила уходящего гостя благодарным взглядом до ворот.
4
Двухчасовое заседание бюро закончилось. Секретарь райкома был в дурном настроении.
Упершись обеими руками в край письменного стола, он смотрел рассеянным, бездумным взглядом на груду беспорядочно разбросанных папок и бумаг. В кабинете было душно, июльский зной палил немилосердно, запах пота и табачного дыма, оставшийся после многолюдного собрания, кружил голову. Секретарь райкома расстегнул верхние пуговицы летнего кителя и повернул к себе вентилятор, нагонявший дремоту своим негромким жужжанием.
С
В довершение всего секретаря райкома угнетали семейные неурядицы и безмерная расточительность жены и дочери. Опустевшая домашняя касса пополнялась сомнительными путями, но и средства, притекающие по «дипломатическим каналам», исчезали между женскими пухлыми пальцами с быстротой, которой позавидовал бы любой иллюзионист.
Беспорядки и неурядицы царили не только в семье, но везде и всюду — даже в самой милиции… Секретарь райкома внимательно выслушал на бюро доклад заведующего орготделом, который проводил расследование одного запутанного случая.
Было совершенно ясно, что начальник милиции и его заместитель — враги и что они интригуют друг против друга. Каждый из них имел в милиции своих людей, и каждый собирал материал, чтобы очернить и потопить противника. Оба рассчитывали на победу и соответствующим образом настраивали своих сторонников.
Дело началось с того, что начальник паспортного стола, принадлежавший, по некоторым предварительным данным, к сторонникам заместителя начальника милиции, был обвинен в тяжких злоупотреблениях. Он будто бы выдал новый паспорт дважды осужденному и только что отбывшему срок наказания преступнику и при этом самовольно изменил в документе его имя. От всего этого на версту пахло взяткой, однако заместитель начальника милиции майор Джашиашвили покрывал виновного и до сих пор не вывел его на свежую воду.
Но начальник паспортного стола оправдался самым решительным образом — так что не осталось ни тени сомнения в его невиновности. Оказалось, что он лишь недавно демобилизовался и вся эта история случилась до начала его работы в милиции. Старший следователь выкопал это старое дело по приказу начальника милиции, который хотел опорочить неугодного ему человека.
— А ты что скажешь, товарищ Джашиашвили? — Секретарь райкома, постукивая карандашом по столу, повернул усталое лицо к майору.
Джашиашвили встал.
— Что я могу еще добавить, Луарсаб Соломонович? Этот человек обвинен безосновательно. Всего два-три месяца, как он работает в паспортном столе; не знаю, из-за чего Гаганашвили с самого начала его невзлюбил. Если уж раскапывать старое, так пусть он лучше скажет, куда делись покрышки для «виллиса», отпущенные нам семь месяцев тому назад нашим управлением и привезенные следователем Джавахашвили. Четыре новенькие покрышки — куда они сгинули?.. Всему свету известно, что покрышек нам не хватает, а машина ведь всегда должна быть наготове. Старая шина, того гляди, подведет в самую неподходящую минуту.