Кабахи
Шрифт:
Махаре немедленно воспользовался оплошностью противника. Белый конь перешел в наступление, взял слона и объявил шах королю черных, одновременно угрожая их ладье.
Нодар передвинул пешку обратно, на старое место, и попросил Махаре вернуть ему слона.
Махаре заупрямился:
— Мы же условились не возвращать ходов. Уговор дороже денег.
— Однако я вернул тебе один раз фигуру.
— Ты мне? — изумился Махаре. — Когда это было? Ничего ты мне не возвращал.
— Нет, вернул.
— Нет,
— Давай спросим Отара. Отар, вернул я Махаре фигуру или нет?
— Говорю, не возвращал, Ладно, спрашивай Отара.
— Отар, разве я не вернул ему только что фигуру? Слушай, да ты спишь, что ли? — И Нодар легонько подтолкнул замечтавшегося товарища.
— А? Что? — встрепенулся Отар.
— Разве я не вернул Махаре фигуру?
— Фигуру? Какую фигуру?
— Коня. Разве я не убил коня и не поставил его обратно на доску?
— Коня, говоришь? Когда это?
— Как только он попросил.
— Он попросил и ты вернул фигуру?
— Ну да, ты же видел!
— Вернул коня?
Нодар рассердился, вскинул голову, и взгляд его упал на противоположный конец стола. Глаза его вдруг сузились, словно от яркого света, он затих и с минуту не мог оторвать взгляд от беломраморных рук и жемчужно-розовой шеи. Ему сразу стало понятно, что «неподкупный» арбитр не заметил ни как взяли фигуру, ни как ее вернули.
Нодар что-то буркнул в сердцах и, взмахнув рукой, опрокинул шахматную доску.
Фигуры со стуком рассыпались по столу.
Заведующая читальней досадливо подняла брови и поморщилась.
— Вот почему я не хочу, чтобы выносили шахматы и нарды во двор. Один комплект вы уже разбазарили — теперь очередь за вторым.
Она встала, перевернула опрокинутую доску, собрала в нее рассыпанные фигуры и заложила шахматы на книжный шкаф.
Махаре повернулся в Нодару и увидел в дверях Шакрию и Coco.
Шакрия медленно обвел взглядом комнату.
— Где остальные ребята?
Нодар молчал.
Махаре пожал плечами.
— Наверно, на мосту, — ответил Отар.
— Хотите посмеяться всласть? — спросил товарищей Шакрия.
Махаре насторожился.
— Если так, то давайте за мной!
Шакрия повернулся и бросился бежать. Ребята кинулись следом за ним.
Отар еле выволок ноги на двор, а глаза оставил в читальне…
На перилах моста сидели Шалва и Дата.
— Где Муртаз? — спросил Coco.
— Муртаз был нынче в поле на жатве. Изволил малость утомиться.
— А Фируза?
— Фируза уехал с Валерианом Серго в Шуамту. Там сегодня у них пир горой.
— Какой он им собутыльник? — удивился Шакрия.
— Будет на свирели играть, услаждать слух почтенной компании.
— Ну ладно, обойдемся. Пошли!
— Куда ты нас
— Увидите.
Приятели миновали старую часть села, вышли на окраину, пересекли заросшее кустарником поле Клортиани и остановились под дубом, на краю кукурузного поля.
— Который час? — спросил Шакрия.
— Двенадцатый пошел.
— Пожалуй, пора.
— Говори уж, что ты затеваешь? Для чего этот толстенный кнут?
— Ребята, а что, если бы этот ручей да нам на всю ночь? Пожалуй, всем хватит на поливку. Вон сколько в нем воды!
— Хватит-то хватит, да кто нас до него допустит?
— Что это тебе, Надувной, приспичило поливать? Когда это было, чтобы ты о доме да о хозяйстве заботился?
— Мать пристала, житья не дает: огород, дескать, сохнет.
— Огород не огород, а в виноградник я бы охотно воду пустил.
— Не тужите, ребята, я такую штуку устрою, что Миха навсегда потеряет охоту соваться сюда по ночам. А потом кто-нибудь из наших возьмется воду стеречь.
Шакрия опоясался толстым, сплетенным из ремней кнутом и приладил его на себе так, чтобы конец с длинной кистью свисал сзади наподобие хвоста.
— Теперь я разденусь, а вы меня вымажьте грязью.
Тут приятели догадались, в чем дело, и покатились со смеху.
— Только вы, ребята, попрячьтесь в разных местах — и в кукурузе, и за ручьем. Кто-нибудь пусть влезет на дерево. А когда я выскочу из кукурузы, вы улюлюкайте, вопите и хохочите. Только сначала перекройте ручей, чтобы Миха поднялся сюда посмотреть, в чем дело.
Было тихо. Только пиликанье кузнечиков нарушало ночное безмолвие. Время от времени в ручье начинали квакать хором лягушки, но вскоре смолкали, и вновь воцарялась тишина.
Чуть слышно, неумолчно шепталась высокая кукуруза.
Изредка гукал филин где-то у башни, в верховье ручья.
Прошло немало времени, прежде чем ребята услышали знакомый голос Миха.
— Ах, мерзавец, собачий сын! Погоди, дай до тебя добраться, кто бы ты там ни был…
Сторож приближался к кукурузному полю.
— Ты смотри, что за негодяй, куда это он увел всю воду? — бормотал Миха и мотыгой расчищал воде путь к старому ложу.
— Миха! — вдруг донесся до него зов откуда-то справа, из кукурузы.
Сторож остановился и, опершись на мотыгу, стал прислушиваться.
— Кто это там?
— Миха! — на этот раз голос прозвучал слева, и сторож, чуть не вывернув себе шею, обернулся в ту сторону.
— Миха! Миха! — послышалось и с Берхевы.
Миха застыл, весь превратился в слух.
— Миха! Миха! Миха! — наперебой заорали, завизжали, завопили пронзительные голоса в ветвях дуба, в зарослях, на Берхеве.