Кабинет доктора Ленга
Шрифт:
Констанс стояла в укромном уголке, откуда хорошо видела входящих, оставаясь для них незаметной. Она невольно любовалась тем эпатажным зрелищем, что было создано с ее помощью и при поддержке сметливой Фелин. При других обстоятельствах она просто наслаждалась бы гротескной кавалькадой богатства и дурновкусия, проходившей перед ее глазами. Но у Констанс были важные причины для того, чтобы находиться именно здесь и сохранять настороженность.
Держа в руке бокал с шампанским, она оглядывала толпу, и вдруг ее внимание привлек мужчина в костюме арлекина, с блестками и непременным колпаком на голове, но без цветного шнура, по которому его можно было бы узнать. Констанс не заметила, как он вошел. Мужчина оживленно беседовал
Ее раздумья прервал чей-то высокий голос, и она обернулась. К ней приближалась девушка лет восемнадцати с обычной прической молодой леди, только что представленной высшему обществу. Она была в robe de gaulle [100] , точно такой же, как на портрете Марии-Антуанетты, написанном Виже-Лебрен в 1783 году. Девушка только добавила одну зловещую деталь – повязала на шею белую шелковую ленту, запятнанную красным.
– Мы с вами, словно мистер Гексли [101] , – насмешливо сказала она, рассеянно проводя рукой по ленте на шее, – наблюдаем за дикарским ритуалом и надеемся, что нас не сварят в котле.
100
Платье-сорочка (фр.).
101
Томас Генри Гексли (Хаксли; 1825–1895) – английский зоолог и антрополог.
Констанс испугалась, поняв, что ее настороженность слишком бросается в глаза, но само замечание ее скорее удивило.
– На вашем месте я бы поостереглась развязывать ленту.
Девушка рассмеялась и протянула изящную руку в лайковой перчатке.
– Меня зовут Эдит. Эдит Джонс.
Констанс пожала ее руку с шутливой серьезностью.
– А я герцогиня Иглабронз.
– О, та самая знаменитая герцогиня! Это правда? Я спрашиваю про титул.
Констанс смутила скептическая нотка в голосе девушки. Она перевела взгляд на вход в зал, где появилась новая группа гостей.
– Так произносят мой титул на американский манер. На самом деле он звучит как герцогиня Иновроцлавская.
Брови девушки выразительно подскочили вверх, а пронзительные карие глаза заинтересованно округлились.
– Весь город гудит от вашего появления. Очень приятно познакомиться с вами.
– Мне тоже.
– Прошу прощения… я, конечно же, должна была называть вас «ваша светлость».
– Это Америка. Здесь можно обойтись без подобных формальностей.
Эдит удовлетворенно рассмеялась:
– Мы довольно примитивные существа. Позвольте принести вам извинения от имени всех нас.
– Не стоит. Вообще-то, я испытала большое облегчение, когда сошла с парохода. Мне говорили, что люди здесь все еще ходят в набедренных повязках.
– Это было в прошлом сезоне. Скажите, а кого это вы ждали с таким живым интересом?
Констанс вновь ощутила тревогу, смешанную с раздражением: девица оказалась любопытной и чересчур проницательной.
– Я не жду никого в отдельности. Просто наслаждаюсь зрелищем, как ваш мистер Гексли.
– Понятно. С моей стороны не будет непростительной дерзостью спросить, из какой именно европейской страны вы приехали?
– Из Трансильвании.
– Трансильвания – родина вампиризма. Вы читали эту книгу? [102]
– Да, читала.
– До чего пугающе готично! Я бы хотела когда-нибудь там побывать. Один мой друг родом из Трансильвании. Я познакомилась с ним, когда лечилась в Шварцвальде. Он говорит по-румынски. Это ведь и ваш родной язык?
102
Не вполне ясно, о какой книге говорит Эдит. Роман Брэма Стокера «Дракула» был опубликован только в 1897 году, а в более ранних историях о вампирах, по всей видимости, прямой отсылки к Трансильвании не было.
Разговор принимал опасный оборот. Констанс говорила на шести языках, но румынским не владела. Она улыбнулась и поспешила сменить тему:
– В Шварцвальде? Значит, вы бывали в Европе?
– О да! Мои родители возили меня повсюду. Франция, Италия, Германия, Испания. Мы ведь ужасно культурные люди. – Эдит пренебрежительно щелкнула пальцами, словно отгоняя муху. – Все это кажется мне нелепым. А вам? Я поняла это по вашему лицу, еще когда подходила.
Констанс испытывала одновременно и недовольство, и восхищение. Похоже, эта неопытная девушка с прыщавым лицом видела ее насквозь. Она натянуто рассмеялась.
– Неужели мои чувства так заметны?
– Думаю, вы считаете меня слишком дерзкой.
– Вы еще увидите, как это качество пригодится вам в жизни.
– Спасибо за эти слова. Я никого никогда не хотела обидеть, но это случается снова и снова. В прошлом году я испортила себе выход в свет. Моя матушка пять месяцев подряд напоминала мне, какое дурное впечатление я произвела на всех. Ньюпорт настолько полон amour propre [103] , что молочников заставляют подковывать своих лошадей резиной! Она запретила мне читать романы – пока я не выйду замуж.
103
Самолюбие, эгоизм (фр.).
– У вас есть поклонники?
– Есть, но они такие глупые… Да и весь Нью-Йорк тоже. «Славу он в царстве Глупости снискал по праву» [104] .
Услышав цитату из Драйдена, Констанс внезапно представила, какое будущее ждет эту девушку: терпеть банальные разговоры недалеких мужчин, которых привлекают только ее деньги, а потом вступить в тоскливый, удушающий брак без любви. Она погибнет, если только у нее не появится какой-нибудь всепоглощающий интерес или развлечение.
104
«Мак-Флекно». Перевод В. Потаповой.
– Никаких романов, пока не выйдете замуж?
Эдит покраснела:
– А вы как считаете?
– Je pense que c’est stupide! [105] – ответила Констанс с внезапным ожесточением. – Я читала романы с девяти лет. – Она понизила голос: – Стащите тайком книгу из домашней библиотеки и читайте под одеялом или в кладовке. Прячьте ее под матрасом. А если найдут, соврите что-нибудь, а потом стащите другую. Вот что я вам советую, мисс Джонс. Читайте и читайте, не останавливаясь, и это спасет вас.
105
Я считаю, что это глупо (фр.).