Кабинет доктора Ленга

Престон Дуглас

Эдит снова рассмеялась со смешанным чувством удивления и облегчения. Констанс уже собиралась составить ей компанию, как вдруг краем глаза заметила мужчину, задержавшегося возле входа в особняк. Сердце ее буквально остановилось на короткое, но ужасное мгновение.

– Мне нужно идти, – сказала она.

Лицо девушки вытянулось.

– Мы только успели познакомиться!

Но Констанс уже ускользнула. Оставшаяся в одиночестве у входа в бальный зал девушка растерянно и обиженно смотрела ей вслед.

47

Доктор Енох Ленг остановился у входа и осмотрел просторный

холл. Впечатлить его было совсем не просто, и все-таки, блуждая взглядом по известняку и мрамору в багровом и алом убранстве, по китайским ширмам, драпировкам, гигантским маскам и громадным ногам в центре помещения, он вдруг ощутил прилив удивления и веселья. Невозможно представить, чтобы все это устроили пустоголовая миссис Кэбот-Флинт и ее свиноподобный муж. Он почти не посещал такие сборища, но время от времени нуждался в напоминании о том, почему он взялся за главное дело всей своей жизни. Подобные зловещие представления были необходимы, чтобы придушить любую искру сочувствия и снова разжечь ненависть к человечеству во всей его нелепости.

Он пришел на бал один, да ему и некого было привести с собой. Манк остался при экипаже и сейчас, несомненно, наслаждался зрелищем сквозь высокие окна, как пес глазеет на гильотину, возбудившись от шума и суеты, но сознавая лишь то, что здесь льется кровь.

Пройдя по ковру, профессор Ленг направился прямо к лишенным туловища каменным ногам, подметая пол длинными полами маскарадной монашеской рясы. Умело сделанная из папье-маше скульптура превосходно имитировала гранит.

Он прочитал подпись на постаменте:

Я – Озимандия, великий царь царей. Взгляните на мои деянья и дрожите! [106]

Так уж вышло, что это было любимое стихотворение Ленга. Очевидно, кто-то другой, а не Кэбот-Флинты, придумал столь фантастическую декорацию, и Ленгу хотелось знать, кто же это сделал.

Он обошел каменные ноги. Справа виднелась большая арка, которая вела в бальный зал. Он остановился, глядя на проплывавшую мимо полуобнаженную танцовщицу – из труппы Ла Скала, как уверяло приглашение. Истинный образец красоты. На короткий миг он мысленно представил сладостную картину: тело плясуньи, распростертое на его операционном столе. Но нет, этого не будет. Он вынужден довольствоваться менее совершенными образцами, хотя в последних экспериментах пробовал «заклать тучного тельца», надеясь улучшить результаты.

106

Перси Биши Шелли. «Озимандия». Перевод Н. Минского.

Ленг как раз заканчивал медленный обход холла, когда почувствовал чье-то присутствие. Рядом стояла эффектная молодая женщина и тоже любовалась главным украшением вечера. Она была в экзотическом белом тюрбане и таком же белом платье, украшенном лавровыми листьями и приколотыми к груди цветами.

Женщина продекламировала низким контральто:

—…средь песков – минувших дней руина — Стоят

две каменных ноги от исполина, Лежит разбитый лик во прахе невдали.

Ленг мягко прервал ее и продолжил:

– Сурово сжатый рот, усмешка гордой власти, Твердит, как глубоко ваятель понял страсти… [107]

Он поклонился и взял ее за руку.

– Профессор Енох Ленг.

Он поднес ее руку к губам, и женщина сказала:

– Будьте осторожней с кольцом.

Ленг замер.

– Ах да, конечно. Вы ведь носите печально известное полое кольцо Лукреции Борджиа, в котором она прятала яд.

107

Там же.

– Именно так.

Он задержал на мгновение ее руку, разглядывая кольцо на указательном пальце: толстое, золотое, с мелкими бриллиантами и рубинами. Чуть повернув ладонь женщины, Ленг увидел на внутренней стороне ободка крошечное отверстие с крышкой на пружинке, а рядом – бриллиантовую кнопку, очевидно служившую для того, чтобы выпускать ядовитый порошок.

– Хитроумно, – сказал он. – Откуда оно у вас?

– От моего отца.

– А ваш отец?..

Женщина мягко отняла руку.

– Я – герцогиня Иглабронз. Моего отца, упокой, Господи, его душу, звали герцог Казимир Восьмой. Он был не только герцогом, но также заядлым химиком и страстным коллекционером. У него был самый замечательный кабинет диковин во всей Трансильвании, где мы жили в изгнании.

Ленг поднял голову. Глаза женщины были необыкновенного фиалкового цвета.

– Счастлив познакомиться с вами, ваша светлость.

– Я тоже, доктор Ленг. Или лучше называть вас Савонаролой?

– Ах да, мой костюм безумного монаха из Сан-Марко…

– Забавно, – сказала герцогиня. – Наши судьбы связаны. Мой «отец», папа Александр Шестой, приказал сжечь вас на костре.

– Какое очаровательное совпадение, Лукреция. – Ленг помедлил и чуть склонил голову. – Могу я просить о чести пригласить вас на следующий танец?

Она присела в реверансе:

– Можете.

Ленг протянул руку, и герцогиня приняла ее. Он чувствовал, как женщина слегка касается его, пока вел ее в сверкавший огнями бальный зал, где маленький оркестр играл «Вальс-каприз» Габриэля Форе, молодого французского композитора, особенно нравившийся Ленгу. Он снова поразился тому, с какой оригинальностью и блеском обставлен бал. Тут начался второй «Вальс-каприз», и Ленг обнял юную герцогиню за талию.

– Герцогиня, я теряюсь в догадках относительно того, кто задумал этот бал, – сказал он, кружа с ней по залу. – Уж конечно не Кэбот-Флинты.

– Ну хорошо, – ответила она. – Я немного приложила к этому руку.

– Получилось очень оригинально. Примите мои поздравления.

Ленг поразмыслил над этим занимательным известием. Кто же такая эта герцогиня? Должно быть, город полон слухов о ней, но Ленг, мало связанный с этими кругами общества, ничего не знал.

Придется во всем разбираться самому.