Качели
Шрифт:
На одном из привалов, когда она обходила закусывавших с аппетитом туристов, парочка предложила ей горячего кофе из термоса.
Она присела рядом.
– Посмотрите, какая красота! – протянул ей бинокль Кицис показывая на маячивший вдали, выветрившийся от времени горный кряж. – Замок графа Монте-Кристо.
Из вежливости она посмотрела.
– Да, очень красиво, – вернула бинокль. – Спасибо за кофе!
Алла в разговор не вмешивалась. Сидела на скальном выступе подставив лицо солнцу с закрытыми глазами. В неброском ее облике, вновь отметила про себя Ксения, был неуловимый шарм.
Всю
– По-моему, фирменный «Адидас». Я не ошибся?
Изумился, узнав, что костюм пошили для сборной команды спортсменов университета где-то, кажется, в Вологде.
– Вологда, это в Южной Америке?
– В штате Техас, – отзывалась она.
Кицис распустил хвост, откровенно флиртовал. Слушая его, что-то наобум отвечая она спрашивала себя: чем влюбил в себя голубоглазый доцент кучу университетских дур? Женечку? (А теперь еще, как говорили, преподавательницу английского Голенпольскую). Неужели только внешностью? Что так властно держит возле него неуловимо отмеченную качеством породы одарённую молчаливую Аллу? Несмотря ни на что?
Алла не обращала внимания, как ведет себя любовник. Рвала по дороге цветы, садилась в окружении дурачившихся парней на придорожный валун, ждала смеясь, пока очередной фотограф щёлкнет затвором камеры. Позволила Кицису, когда на обратном пути похолодало, накинуть на плечи шерстяной плед. Казалось, она нисколько его не ревнует, зная чего-то, чего не знают другие. Или ей было всё равно.
Дальнейшего знакомства с ними не последовало. Вежливо здоровались при встрече, могли перекинуться парой слов, и не больше. А жизнь тем временем бежала дальше, плела свою нить созидая неумолимо Ксенину судьбу. Подошло время выпускных экзаменов, она получила диплом библиотечного работника. А перед этим умерла мама, внезапно, во сне. Отчим ловил треску где-то в Атлантике, прилетел спустя три дня после похорон, все заботы легли на неё. Каменно отрешённая, в тёмной косынке по самые глаза заказывала гроб, оформляла бумаги, закупала продукты и водку для поминок. Так было легче, чем сидеть в гостиной у обеденного стола, на котором лежала в гробу со сложенными на груди руками восковолицая женщина с маминым лицом…
Большая часть выпускников библиотечного факультета избрала местом будущей работы районы Сибири и Дальнего Востока разумно посчитав, что, один чёрт, госкомиссия по распределению лучшего региона всё равно не предложит, а так хоть по праву добровольцев можно получить от государства небольшую дотацию на первичное обустройство, бесплатный билет до пункта назначения, суточные.
Ксению распределение не волновало: куда пошлют, туда пошлют. А вышло так, что она осталась в Южном. За неё горой встало местное спортивное руководство не желавшее отпускать на сторону перспективную спортсменку побеждавшую под флагами республики на престижных соревнованиях. Так она получила место заведующей отделом редких рукописей Государственной публичной библиотеки. Не желая того, по блату…
Разъезжались кто куда выпускники. Уезжала к месту новой работы, свободной и незамужней, дипломированный инженер-геолог Женечка. Все её мечтания и фантазии, попытки культурно и нравственно
Накануне её отъезда они решили посидеть где-нибудь вдвоём. Выбрали любимый студентами недорогой ресторанчик неподалёку от университета, заказали бутылку шампанского, котлеты по-киевски, фирменное мороженое – кутить, так кутить!
Был душный вечер перед дождём, в зале стоял полумрак, горели только настенные бра. Знакомый официант Алик зажёг на столике три свечи в подсвечнике, пожелал приятного аппетита.
– Ну, – подняла бокал Ксения, – давай! Зa всё хорошее! Чтоб не забывать друг друга!
– Я тебя, Ксюша, никогда не забуду! – горячо отозвалась Женечка! – До гробовой доски!
Привстала чокаясь с мокрыми глазами.
Они прожили вместе бок о бок пять лет, считались подругами, но только сейчас, глядя на залитое слезами лицо Женечки утомлявшей её часто приставаниями и откровениями, Ксения поняла, какой Женечка, в сущности, чистый, цельный человек, как они близки.
В зале танцевали, пели, играла музыка. Возникали в разных местах пьяные стычки, кого-то повели мимо их столика с завёрнутыми за спину руками милиционеры. Крутилась рядом бессмысленно-улыбавшаяся личность в ковбойке со взъерошенной шевелюрой, приглашала Ксению на танец. Она отказывалась, говорила, что не танцует.
– Давай, я с ним пойду! – дурачилась захмелевшая Женечка. – На рок-н-ролл! Ради хохмы! А, Ксюш?
В конце вечера погрустнела, смотрела пристально в окно, где шелестел в каштановой листве тихий дождь.
– В одном тебе завидую, – говорила вполголоса. – Ты можешь его случайно встретить. На улице, в кино. А мне уже не придётся. Никогда… Он тебе не нравится, я знаю. Но когда-нибудь ты поймёшь, какой это удивительный человек. Он так много мне дал! Господи, ведь я была дуб дубом, Ксюша! Думала, что любовь это наши кобели из мужского общежития. Которым всё равно: где, как. Хоть под забором. А он мне руки целовал, называл «моя королева». Королева, представляешь? Скрипку от альта не могу отличить…
Они бежали под проливным дождём к автобусу накрывшись болоньевым плащиком Женечки, вымокли до нитки. Сушили волосы под феном в полупустой комнате общежития с несколькими не вынесенными кроватями, хихикали как дурочки вспоминая общие приключения, шептались в темноте, долго не могли уснуть.
У Женечки был ранний самолёт. Когда Ксения пробудилась на другое утро с головной болью в затылке, соседняя кровать была пуста. На голом, без постельного белья пружинном матраце лежал свёрток и записка сверху: «Носи на здоровье, я тебя очень люблю».
Развернула свёрток. В нём лежал свежевыглаженный, аккуратно свернутый костюмчик из итальянского серебристо-бежевого велюра…
6.
Поди, знай, как повернётся жизнь, какой неожиданный преподнесёт сюрприз. Исчезнувшая Женечка точно передала ей по наследству вместе с велюровым костюмчиком мысли об идеальном любовнике. Наваждение, не иначе: не выходил из головы.
«Что, чёрт возьми, происходит? – казнила себя. – Какое мне дело до этого человека?»