Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
Дерзко, невиданно дерзко, Иван Осипович!
Прежде чем осуществлять немыслимый для любого вора план, Каин вновь встретился с ямщиком:
— Ты, Силантий, всю жизнь в Москве обретался, а меня где только Бог не носил. Не поведаешь ли мне о самых влиятельных людях города.
— Аль, какое важное дело надумал затеять?
— Весьма важное, Силантий, ибо высокопоставленные люди могут на более крупную торговлю меня вывести.
Ямщик значительно крякнул.
— Я хоть человек и маленький, но о наших козырных тузов могу кое-что и рассказать. Ныне в градоначальниках генерал-аншеф Василий Яковлевич Левашов ходит. Отважный генерал, еще при царе Петре отличился. И персов и шведов бил.
— А Салтыкову, что, по шапке дали?
— Свою царицу-сродницу Анну Кровавую ненадолго пережил, где-то через год преставился.
— Взятки новый губернатор берет?
— Наверное, удивлю тебя, но в генерале живет петровский дух, ибо Петр терпеть не мог взяточников. Таков и Левашов, с мздой к нему, Иван Потапыч, не подъедешь.
— Жаль, Силантий.
— Да уж, с таким никакое дельце не провернешь. Это тебе не князь Кропоткин.
— Кто таков?
— Стукаловым монастырем ведает.
— Что за монастырь? — прикинулся Каин.
— Э, брат. Сразу видно, что не москвитянин. Так в народе Сыскной приказ нарекли, кой располагается на спуске за храмом Василия Блаженного.
— Зрел как-то. Это тот, что против Константино-Еленинской башни Кремля возведен?
— Страшная башня, ибо в ней жуткая пыточная и подземельная тюрьма. Сию башню «Костоломкой» на Москве прозвали. И чего это Анна Кровавая Сыскной приказ подле святыни возвела? Тьфу!
— Не дело, Силантий… Ты не очень по-доброму о князе Кропоткине отозвался. Давай поподробней.
— Худой человек. С потрохами можно купить. Дай рубль — и тот возьмет. Почитай, первый мздоимец на Москве. Вот тут есть, где купцу разгуляться.
— А нравом, каков?
— Любит над кандальниками поизмываться. Охоч до баб и вина. Спесив Яков Борисович, и таким большим барином себя считает, что ему и генерал-полицмейстер нечета, ибо полиция ходит у Кропоткина лишь в помощниках. И не только полиция, а и солдаты московского гарнизона в руках князя Якова. Сыщиков-то в приказе не хватает, вот ребятушки-солдатушки и помогают воров, и прочих там злодеев ловить.
— Кто ныне в полицмейстерах?
— Татищев Алексей Данилыч.
«Изрядно знакомая личность. Сосед купца Петра Филатьева».
— Подъехать с подарочком можно?
— Можно, но осторожно. Любит он людей прощупывать. Всю подноготную [183] выложишь, чересчур дотошный. Никак, по должности положено.
— Так-так, Силантий. Благодарствую. Теперь кумекать буду.
Распрощавшись с ямщиком, Иван сбросил с себя парик, взял гусиное перо и бумагу, и принялся было писать челобитную, но, обмакнув перо в чернильницу, вновь погрузился в раздумья.
183
Подноготная — правда, истина, тщательно скрываемые обстоятельства, подробности чего-либо (от старинной пытки — запускания игл или гвоздей под ногти допрашиваемого, чтобы заставить его рассказать всю правду.
Кому писать? Губернатору, полицмейстеру или главе Сыскного приказа?.. Шувалов — боевой генерал. Тот без лишних проволочек может тотчас отдать приказ об отсылке Каина в Санкт-Петербург, где его ждет смертная казнь путем четвертования или колесования.
Генерал-полицмейстер Татищев… Он, хоть и бывший сосед, но никогда не видел Ивана в лицо и начнет, как сказал Силантий, выбивать всю подноготную, чтобы все каиновы дела вывести на чистую воду. Иглы и острые гвозди под ногти — дело не шутейное.
Остается князь Кропоткин, у которого можно и пытки избежать. Но прежде надо умело челобитную состряпать, чем она будет правдивей и витиеватей, тем больше гарантии на успех.
Конечно же, Каин очень многое в челобитной утаил, но и того было достаточно, чтобы в Сыскном приказе остались довольны его добровольным приходом.
Через час письмо было готово:
«В
А ныне я от оных непорядочных своих поступков, запамятовав страх Божий и смертный час, и уничтожил, и желаю запретить ныне и впредь как мне, так и товарищам моим, а кто именно товарищи и какого звания и чина люди, того я не знаю, а имена их объявляю при сем в реестре. [184]
По сему моему всемирному пред Богом и Вашим Императорским Величеством покаянию от того прегрешения престал, а товарищи мои, которых имена значат ниже сего в реестре, не только что мошенничают и из карманов деньги и прочее вынимают, уже я уведомлял, что и вяще воруют и ездят по улицам и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платье и прочее снимают, которых я желаю ныне искоренить, дабы в Москве оные мои товарищи вышеописанных продерзостей не чинили, а я какого чина человек и товарищи мои и где и за кем в подушном окладе не писаны, о том всяк покажет о себе сам.
184
Реестр— список, роспись. В правительственных учреждениях ведутся троякого рода реестры: входящих бумаг, исходящих бумаг и настольные реестры. Из настольного Р. должно быть видно, когда какое дело поступило, какое имело движение, когда сделано распоряжение об исполнении. Сверх того закон предписывает в каждом присутственном месте вести роспись нерешенным делам. В эту роспись, которая всегда должна лежать на столе присутствия перед председателем, вносятся дела по очереди их поступления, и секретарь отмечает, у кого какое дело в производстве находится.
И дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое доношение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарищей по реестру дать конвой, сколько надлежит, дабы оные мои товарищи впредь как господам офицерам и приказным и купцам, так и всякого чина людям таких продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтоб от оных моих товарищей не учинилось смертоубийства и в том бы мне от того паче не пострадать» [185] .
185
Данное без подписи письмо Ивана Каина подлинное, однако историки до сих пор не могут понять причину, почему доношение Каина адресовано не императрице Елизавете Петровне, а «Вашему Императорскому Величеству», которого в описываемый период не существовало, и почему не прямо начальнику Сыскного приказа князю Кропоткину? Оставим это белое пятно в биографии Каина новым исследователям.
… Иван подошел к Покровскому храму, истово перекрестился на купола и двинулся к Сыскному приказу.
Одет был просто: войлочный колпак, сермяжный кафтан, подпоясанный красным кушаком и сапоги из дешевой телячьей кожи. Обычный московский простолюдин.
На его счастье с крыльца сбежал какой-то моложавый приказный чин в лазоревом полукафтане, вязаных чулках и светло-коричневых башмаках.
— Позвольте спросить, ваша милость.
Чин, мельком глянув на Ивана, грубовато спросил: