Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
— Проходи.
Тимоха Козырь резался с братвой в карты на семишники и алтыны. На столе, покрытой грязной столешницей, два штофа водки, оловянные кружки и закуска с солеными огурцами, ломтями хлеба и квашеной капустой. Марух почему-то не было.
Игра шла на деньги. Когда Иван вошел в комнату, изрядно выпивший Тимоха шумно орал на долговязого вора, уличив того в нечестной игре. Никто даже не заметила прихода незнакомого человека.
— А ну ша, братва! — гаркнул Иван.
Братва от неожиданного резкого возгласа притихла и нацелилась на неведомого человека.
Первым издал возглас Козырь, приземистый, широкоплечий человек лет тридцати в ситцевой рубахе. Лицо обрамлено густой каштановой бородой, рот крупный, с щербиной под верхней губой, глаза оловянно-мутные,
— Чего орешь, бритая харя?
— Пришлось к немцам на Кокуй сходить. Вот и обрился, чтоб за своего приняли.
— Был ли барыш?
— За десять тысяч рублей можно и без бороды походить.
— Не бухтишь?
— Не привык лажу гнать [189] . Иван Каин — не сявка [190] , держать масть [191] умеет. Не пора ли и вам соболями [192] становиться, а не поднимать хай за семишник.
Каин сразу брал быка за рога, слова в вперемешку с воровским произнес твердо и непрекословно, как подобает властному атаману.
— Каин?! — разинул губастый рот Тимоха, да и остальная братва ошалела. Хмель будто черт вышиб. Наверное, целая минута держалась мертвая, давящая тишина, пока вновь не раздался голос Козыря:
189
Лажу гнать — врать, обманывать.
190
Сявка — мелкий рыночный воришка.
191
Держать масть — иметь неограниченную власть, управлять преступной группировкой
192
Соболь — человек при больших деньгах или приезжий человек с большими капиталами.
— Откуда свалился, Каин? Слух прошел, что ты на Волге с Мишкой Зарей купчишек дрючишь, а затем-де аж под Каспий ушел.
— А еще был шелест, что Каин завязал и в монахи слинял [193] , - проговорил долговязый.
— О том, где я был, не вам мне докладывать, господа мелкие воришки. Во что вы Москву превратили? В гульбу, драки да поножовщину. Улица на улицу, переулок на переулок. Срамота! Назовите хоть одно имя, кто былую воровскую масть держит, и у кого весь город в кулаке? Не назовете. Разлетелись как стаи воробьев, но и по зернышку не клюете.
193
Слинять — незаметно уйти, скрыться.
— Ты это к чему, Каин? — нахохлился Тимоха.
— А к тому, Козырь, что решил я собрать воровскую сходку из более-менее крупных шаек для солидного разговора. Зову и тебя, Тимоха.
Козырь приосанился: быть у самого Каина в числе избранных воров — честь немалая.
— Когда сходка?
— Сегодня. Идем, Тимоха. Время не ждет.
— А мы? — спросил долговязый.
— Еще не доросли. Видел кот молоко, да рыло коротко. Тимоха о сходке расскажет.
… Едва вошли в комнату целовальника, как тотчас оказались под ружьями солдат. Тимоха оцепенел, а Каин зло сказал:
— Кабатчик выдал, собака!
Обоих вывели из питейного дома в обручах [194] . В Сыскном приказе Каина посадили в отдельную камеру и вскоре выпустили, освободив руки от оков.
— Пойду, Петр Зосимыч, в Зарядье домишко для себя снять. А завтра возьму без караула Савелия Вьюшкина, кой
— Опять через кабак?
— В последний раз. Дальше по ночам с караулом одевать чалку [195] будем.
В Сыскном приказе хорошо были знакомы с воровским жаргоном.
194
Обручи — особые, с цепями, железные кольца, налагаемые на руки и ноги человека с целью лишить его свободы передвижения. При переходе в какое-нибудь место, обручи на ноги не надевались.
195
Одевать чалку — арестовать.
— Опасаешься, Иван?
— За себя не опасаюсь, но когда двое воров окажутся в камере, мой прием будет разгадан, и тогда все шайки будут предупреждены.
— Да каким же образом? В Сыскном сидят.
— Велика невидаль. Стены не помогут. Не думаю, что каждый надзиратель бессребреник. Все Зосимыч. Теперь надейся только на ночку темную.
… Шли дни, недели. Реестр Ивана Каина выполнялся неукоснительно. Москва постепенно освобождалась от воровских шаек, которые были ненавистны даже простолюдинам.
В Земляном, Белом и Китай-городе только и разговоров:
— Каин-то молодцом. Житья нет от всякого жулья. На торги выйти опасно. Средь бела дня товаришко отнимут и разбегутся как муравьи. А то и ножом полоснут. По огородам лазят, девок в притоны силком затаскивают. Раньше-то хоть у купцов да у бар-господ тырили, а ноне за бедный люд принялись. Ай да Каин! Дай Бог ему здоровья.
Слух о добрых делах Каина прокатился по многим города Руси.
Но у шоблы [196] , шушеры и мазуриков [197] был иной разговор:
196
Шобла — неавторитетные воры, хулиганы, насильники.
197
Шушера и мазурики — мелкие воры.
— Падла! На своих катит телегу. Изловим и задуем лампаду [198] .
Иван, конечно же, заранее предугадывал об отрицательной оценке его деятельности в среде воровского мира, но это не страшило Каина, ибо он убирал тех людей, кои нежелательны были всей Москве.
Князь Кропоткин был чрезвычайно доволен, особенно с того дня, когда из Москвы ушло письмо императрице Елизавете Петровне за подписью градоначальника Василия Левашова, в котором он сообщал о крупный работе Сыскного приказа и полиции по «сыску и поимке неблагонадежных людей из преступного воровского мира».
198
Задуть лампаду — убить
Сказано было и Ваньке Каине, как о добровольном осведомителе. Императрица передала дело в правительствующий Сенат.
«Господа сенаторы, согласись между собою и по справедливости приняв сие в уважение, думая через сей способ доставить жителям от воров совершенную безопасность, не только что Каина простили и даровали ему свобод, но определили его в московские сыщики. Для того дан ему от Сената указ и определена военная команда, состоящая из сорока пяти человек солдат при одном сержанте, в его повеление, и он находился над сею командою, так как был обер-офицер, только что не имел того чину. Сверх же того в Военную коллегию, в полицмейстерскую канцелярию и в Сыскной приказ посланы из Сената указы, чтобы по требованию Каинову, когда будет ему надобность для поимки воров, чинили всякое вспоможение».