Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
Каин, чу, покаялся в своих грехах, а то бы его в Стукалов монастырь на службу не приняли, и службу свою он начал так ретиво, что получил одобрительные указы из самого Сената. Да и в простонародье о нем толкуют добрые слова.
— Ну что, мать, — повернувшись к Лукерье, заговорил Акимыч. — Думаю, быть сговору. Не век же нашей доченьке сидеть в светелке, пора и мужа заиметь.
У Лукерьи вновь глаза на мокром месте, а дочь, вспыхнув как огонь, резко выпалила:
— Я ж говорила, тятенька. Не мил мне этот человек. Он — жестокий и злой. Даже если вы благословите
Алевинка высказала и убежала в светлицу.
Акимыч с понурым лицом развел плечами.
— Ты уж не обессудь, ваша милость. Мы, чай, не басурманы, на аркане дочь не потащишь. Дай недельку сроку. Постараюсь Авелинку уговорить.
— Хорошо, Демид Акимыч, но не больше недели. И не дай Бог довести меня до греха.
Через неделю Акимыч сам явился в дом Каина и с мрачным видом вернул ему подарки.
— Хоть убей, ваша милость. Не хочет.
— Ступай! — коротко но сурово сказал Каин и, подумав несколько минут, поехал к Еленинской башне где в оковах сидел фальшивомонетчик Андрюха Скоробогатый.
Самая жуткая Пыточная России, в коей Ивану бывать еще не доводилось, и коя произвела у него гнетущее впечатление. В пыточной сыро и сумрачно, ибо освещена всего тремя сальными плошками, кои дымят и без того черня закопченные стены, а с потолка капают на головы узников тягучие холодные капли, словно производя дополнительную пытку. Узники же прикованы к каменным стенам железными цепями, опричь того колодками, кои снимаются с ног лишь тогда, когда преступника подвесят на дыбу и начнут выворачивать из суставов руки и ломать кости, да еще со страшной силой хлестать особыми пыточными плетьми, в которые вплетены железные, с острыми углами кругляши, пробивающие тело до костей. Но и это не все: под голые ступни узники палач поставляет, вынутую из жаратки, раскаленные угли на широкой сковороде с длинной деревянной ручкой.
Господи, чего только нет в пыточной. Железные прутья и клещи, стальные иглы, лежащие в особых коробочках, пыточные станки, кои в считанные секунды могут раздробить или вовсе перемолоть любую часть тела жертвы.
Иван, разглядев среди преступников Андрюшку Скоробогатого, двинулся к нему и наткнулся на какую-то бочку, из которой торчали розги.
«Березовая каша, замоченная в соленой воде. Лихо же достается браткам».
Андрюха лежал на куче жухлой соломы в изодранном в клочья рубище и тихо стонал. Вид его был жалким, изнуряющим, глаза провалились. Некогда от тучного, спелого тела остались одни кости.
— Жив, мастер?
Андрюха загремел цепями, приподнялся, зло, надрывно заклокотал:
— Падла… иуда…гореть тебе в геенне огненной.
— Ну, буде! — прикрикнул Каин и подсел к Андрюхе. — Я к тебе с добром пришел.
— Этот ты-то с добром? Не хочу с падлом говорить.
— Захочешь, когда я тебя на волю выпущу.
— Какая воля? Меня завтра на дубу подвесят, а потом костяк в яму кинут.
— Не висеть тебе на дыбе, Андрюха. Оговори одного человека и гуляй
— Кто ж к Костлявой торопиться? О ком речь?
— Я знаю, что ты живешь неподалеку от Трубы. Ведаешь краснодеревщика Демида?
— Слыхать слыхал, но дел с ним не имел?
— Имел, Андрюха, с дочкой его Авелинкой.
— Ты чего, Каин, дурь гонишь?
— Вникай дальше. Девку надо оговорить. Сегодня же тебя вызовут к секретарю Седову, и скажешь ему, что дочь краснодеревщика Авелинка помогала тебе воровские деньги делать.
— Коим образом?
— Соображай, дурья башка. Она же златошвейка. У нее всегда в наличии золоченая, серебряная и мишурная проволока. Настоящий клад для тебя.
— Уразумел… Но тебе-то какая корысть?
— О том тебе знать не обязательно. Если оговоришь и на очной ставке все подтвердишь секретарю, на другой день выйдешь на волю. Договорились, Андрюха?
— У меня другого выхода нет. Из Пыточной только в Убогий дом отвозят. Оговорю.
В тот же час Каин побеседовал с Парфеном Седовым. Тот хоть и молод, но сразу раскусил Каина.
— Никак девка приглянулась, а та дала от ворот поворот. Незаконно, Иван Осипыч. Взять девку под караул не могу-с.
Каин брякнул перед секретарем кошельком с червонцами. Тот торопливо (как бы кто в кабинет не вошел) спрятал кошелек в ящик стола и выдавил на лице угодливую улыбку.
— Сегодня же дочь краснодеревщика будет взята под караул. В Сыскной или сразу в Пыточную башню?
— Вначале для допроса в Сыскной, а уж потом в Пыточную, Парфен Владимирович. Пусть подумает, что ее ждет.
— Применить все меры воздействия?
— Ни в коем случае. Кому тогда она будет нужна? Пусть недельку поголодует, кормежку — самую скудную, ну и плеточкой легонько пройдитесь. Легонько! А в Пыточной посадите ее прямо возле дыбы и накажите палачу, что вот-вот-де и ее подвесят. Сломается, всю гордыню свою забудет, а потом я ее в золотую клетку на откорм увезу. Действуй, Парфен Владимирович!
— Только ради вас, Иван Осипыч. Все будет исполнено в самолучшем виде. Только бы до их сиятельства не дошло.
— Не беда. И на его роток накинем шелковый платок. А Андрюшку Скоробогатого на волю отпусти. С судьей и подьячим я переговорю.
— Какая же большая власть у вас, Иван Осипыч. Получается, над приказом-то вы начальствуете, — польстил Каину секретарь.
— Куда уж нам, малому воробышку, с бестолковой головушкой, кой только и умеет крылышками порхать. Будь здоров, Парфен!
… В тот же день Авелинку доставили в Сыскной приказ и «спрашивали, для чего она, ведая, что Скоробогатый делал воровские деньги, не доносила. Несчастная и невинная девица, хотя и приносила справедливое в том оправдание, и уверяла всякими клятвами, что не только ничего не ведает, но и доказателя в глаза не знает, но правдолюбивые секретари, не утвердясь на праведном ее ответе, определили допросить ее на очной ставке под плетьми и до тех пор мучили, что едва оставили живую и без всякого чувства, приказали отнести ее на рогожке и бросить, как настоящую злодейку, в тюрьму».