Каин. Образы зла
Шрифт:
Ревность, по Шлаирмахеру, – страстное стремление, «направленным на усердный поиск того, что будет заставлять этого человека страдать». Однако это давно всем известное и весьма остроумное определение характерно для всех стремлений страсти вообще, оно не дает ту специфическую особенность ревности, которая бы выделяла ее из остальных аффектов.
Ревность – страстное стремление иметь тот объект, которым в данный момент обладает другой, и, соответственно, стремление получить его обратно. Одним из предварительных условий ревности часто бывает и утрата объекта, которым довольно долго до этого владели. Например, мальчик ревнует меньшего брата из-за той любви матери, которую он имел, а теперь потерял. Хотя между завистью и ревностью часто и имеется связь, все-таки между ними есть и
Боязнь, по Спинозе, – «это чувство печали от того зла, которое вытекает из идеи дела, которое должно иметь место в будущем или же уже имело место в прошлом и в исходе которого имеются относительно большие сомнения».
Спиноза также полагал, что не бывает боязни без надежды и надежды без боязни. У каинитов аффект «боязни» чаще всего встречается в случае, когда есть страх убить другого либо убить самого себя, или же в тот момент, когда они соглашаются на искупление своей вины и на отказ от чрезмерного стремления к значимости. Однако очень часто они сомневаются в том, что это получится надолго, что осуществится их надежда твердо встать на путь исправления.
В современной глубинной психологии, особенно в экстремистской школе Мелани Кляйн, занялись изучением грубых аффектов у детей от грудного возраста и до взрослого состояния. Но эта школа, пойдя по ложному пути, считает запредельно грубые аффекты параноидом и депрессией, совершенно проглядев принадлежность этих появлений к пароксизмально-эпилептоидной, каинитичной конституции.
М. Кляйн описывает зависть как «чувство недовольства тем, что какая-то личность владеет и пользуется чем-то желаемым, и потому импульс зависти как раз и направлен на то, чтобы это желаемое отнять или испортить. Зависть ограничивается отношениями объекта лишь с одной личностью и возвращает человека назад, к своему самому раннему, исходному отношению к матери» [119].
Ревность сближается, согласно автору, с завистью, однако возникает она лишь при наличии у субъекта отношений, самое малое, с двумя людьми. В процессе ревности апеллируют, главным образом, к правам на определенный объект, который подвергается опасности быть отнятым или уже стал отнятым из-за чьей-то к нему любви, а может быть, и из-за зависти к той вещи, которая представляла для него ценность (материнская грудь, игрушка или позже собственная машина, дом, жена и т. д.) и потому и стала объектом зависти и оценивается теперь уже как «испортившаяся» или та, которая будет у него отнята.
С точки зрения этой школы, материнская грудь является первичным объектом зависти. В этом отношении материнской груди надлежит занять место в числе тех трудностей, с которыми приходится сталкиваться маленькому ребенку, постольку он чувствует, «что недаваемая ему грудь лишает его удовольствия, оставляя его для себя самой». Из-за зависти грудной ребенок желает этой груди не только – согласно М. Кляйн – смерти, «но и чтобы она была разграблена и чтобы затем его злость, прежде всего злость, заключающаяся в его экскрементах, злость, находящаяся в нем самом, вылилась в мать и особенно в ее грудь, чтобы испортить ее и разрушить» [119]. Автор полагает, что грудной ребенок в состоянии делить груди матери на «добрую» и «злобную» грудь.
Если зависть экстремально велика конституционально, как у параноидных и у шизоидов, то это может стать серьезным нарушением в отношениях с матерью. Поскольку в этом случае ребенок становится неспособным выстроить и в дальнейшем сохранять внутри себя «хороший объект». То обстоятельство, что грудной ребенок в своих оральносадистических притязаниях хотел бы «из зависти» испортить материнскую грудь, может – согласно автору – помешать установлению у него стабильности и построению сильного Я. Ибо именно материнская грудь – как самый ранний объект – и образует, согласно Мелани Кляйн, ядро Я,
Мелани Кляйн разводит понятие «благодарность» и понятие «зависть». На том основании, что благодарность включает в себя способность ассимиляции объекта, в этом случае можно любить и не завидовать, принимать подарки от любимого объекта, оставаясь при этом способным, в свою очередь, дарить от всей души подарки и ему.
Шокирует в этой гипотезе то, что начиная с самых первых месяцев жизни грудной ребенок в состоянии отличать так называемый «добрый» объект от «злого». Находить это отличие грудной ребенок смог бы лишь в том случае, «когда бы он имел соответствующую способность любить». Если же зависть чрезмерно велика конституционально, то она мешает ему отличать добро от зла.
Создается впечатление, что эта школа сводит суть этики к способности грудного ребенка отличать хорошую грудь от злой и на этом основании строит уже все возможные этические отношения.
С этим можно было бы и согласиться, но лишь в том случае, если М. Кляйн признает эту способность грудного ребенка отличать добро от зла свойственной ему от природы, а значит – конституциональной. Однако гипотеза, согласно которой младенец способен на подобное «этическое» различение добра и зла, а подвергающийся психоанализу взрослый, благодаря «памяти чувств», в состоянии испытывать эти переживания различения ассоциативно еще раз, уже в психоанализе, кажется нам рискованной, если не «фантастической». Мы относились бы к этой гипотезе как к эмпирически подтвержденной истине, а не как к «поэзии», если бы смогли подтвердить ее предположение о том, что раннедетское Я действительно начинает функционировать уже у младенцев. Однако автор совершает здесь ошибку, которая заключается, во-первых, в том, что она путает функции Я (проекцию и интроекцию) с психическим содержанием этих Я-функций, а вовторых, в том, что она часто путает чувства (аффекты) с Я-функциями. К примеру, утверждение, что Я грудного ребенка проецирует, правильное. Но утверждение, что проецирование заключается исключительно в «преследовании», в высшей степени спорное. У младенцев содержанием проекции является в основном партиципация, а следовательно, единобытие и отождествление себя с матерью. Однако эта посланная и вернувшаяся обратно проекция с партиципативным содержанием является таким же бессознательным содержанием, как и инфляция (сосание, онанирование), и интроекция.
Очень портит все впечатление то, в частности, как безответственно отождествляется проекция с параноидом, а интроекция с депрессией. Хотя то, что параноидный проецирует, а депрессивный интроецирует, и является бесспорным, опыт не позволяет нам делать обобщение, что содержанием каждой проекции всегда должно быть преследование и что каждая интроекция имеет лишь депрессивное (скорбь) содержание.
Что касается понятия «безмерное стремление к значимости» Каина, то здесь важную роль играет следующее:
Тенденция к значимости является страстным желанием выставить себя или свои качества под яркие лучи прожектора, выставить их напоказ. Противоположностью же ей является тенденция к утаиванию их или соответственно к скромности. Тенденция к значимости, физиологически понимаемая как тенденция к самосохранению, сама по себе еще злом не считается. Однако, сочетаясь с чрезмерной тенденцией к насилию, она становится уже тенденцией к предумышленному причинению другому вреда, причем насильственным образом. Следовательно, выставляя себя каким-то образом напоказ, он заставляет и другую тенденцию, к насилию, уже предумышленному, выйти на сцену, и из-за этого его тенденция к значимости становится уже вредоносной, каинитической.