Каирская трилогия
Шрифт:
Камаль продолжал идти, задаваясь вопросом: хочет ли он на самом деле оставаться холостяком, чтобы быть философом или зовёт на помощь философию, чтобы оставаться холостым?
Рияд сказал ему:
— Невозможно поверить, что ты так поступил. Ты ещё будешь жалеть!
Да, в это и правда невозможно поверить, но сожалеет ли он? Рияд заявил:
— Как ты мог так легко порвать с ней, когда ты сам говорил о ней так, словно она девушка твоей мечты?
Но она не была девушкой его мечты… Девушка его мечты никогда бы не пришла к нему.
И вот совсем недавно Рияд также заметил:
—
46
Карима в свадебном платье приехала в Суккарийю в экипаже вместе с родителями и братом. Их встретили Ибрахим Шаукат, Хадиджа, Ахмад и его жена Сусан Хаммад, а также Камаль. О свадебном торжестве напоминали лишь букеты из роз, украшавшие зал. В мужской гостиной было полно бородатых молодых людей, центральное место среди которых занимал шейх Али Аль-Мануфи. И хотя прошло уже полтора года с момента кончины господина Ахмада, Амина не появилась на свадьбе, обещав прийти поздравить молодых позже. Аиша же, когда Хадиджа пригласила её на это скромное мероприятие, удивлённо покачала головой и нервно ответила:
— Я посещаю лишь похороны!
Хадиджу обидели её слова, однако она уже привыкла проявлять образцовую кротость в отношениях с сестрой.
Второй этаж дома в Суккарийе был во второй раз украшен приданым невесты. Ясин подготовил для своей дочери всё, что положено, продав последнее, чем владел, за исключением дома в Каср аш-Шаук. Карима казалась воплощением красоты, напоминая мать в расцвете молодости, особенно по тёплому взгляду её глаз. Лишь в последнюю неделю октября она достигла брачного возраста. Хадиджа, как и следует матери жениха, казалась счастливой. Воспользовавшись той возможностью, что она на минуту осталась наедине с Камалем, она склонилась к нему и сказала ему на ухо:
— В любом случае, она дочь Ясина. И как бы то ни было, она в тысячу раз лучше, чем невестка-дочь типографского наборщика!
Небольшой фуршетный стол был установлен в столовой для семьи, и ещё один — во дворе для бородатых гостей Абдуль Мунима, который ничем не отличался от них, поскольку тоже отпустил бороду, так что однажды Хадиджа даже заметила ему:
— Религия это прекрасно, но зачем же отращивать бороду, которая делает тебя похожим на Мухаммада Аль-Аджами, продавца кускуса?!
Члены семьи уселись в гостиной, за исключением Абдуль Мунима, который был со своими друзьями, и Ахмада, что вместе с ним некоторое время вышел приветствовать гостей, а затем вернулся в гостиную, присоединившись к родным со словами:
— Мужская гостиная стала такой, как тысячу лет назад!
Камаль спросил его:
— О чём они говорят?
— О битве в Аль-Аламайне. Аж стены гостиной дрожат от звука их голосов.
— И как они реагируют на победу англичан?
— С яростью, разумеется. Они же враги англичан и заодно русских. Они так и жениха не пожалеют даже в его первую брачную ночь…
Ясин сидел рядом с Занубой. В своём наряде она казалась моложе лет на десять. Ясин сказал:
— Пусть все они перегрызут друг друга, но вдали
Хадиджа с улыбкой заметила:
— Ты, видимо, желаешь мира, чтобы делать всё, что пожелаешь!
Она бросила на Занубу хитрый взгляд, так что все засмеялись. За эти несколько последних дней пошёл слух, что Ясин заигрывал с новой жиличкой в их доме, и что Зануба поймала её с поличным или почти поймала, и не переставая травила её до тех пор, пока не вынудила освободить квартиру. Ясин, принимая смущённый вид, сказал:
— Как я могу делать всё, что пожелаю, когда мой дом управляется по законам военного времени?!
Зануба возмущённо сказала ему:
— И тебе не стыдно перед дочерью?
Ясин умоляюще ответил:
— Я невиновен, а бедную соседку несправедливо обвинять!
— Это я-то несправедливо обвиняю её?! Это меня застали с поличным, и это я стучала посреди ночи в её квартиру, а затем извинилась, что ошиблась дверью в темноте! А? Ты сорок лет живёшь в этом доме, и всё ещё не знаешь, где твоя квартира?!
Разразился хохот, пока Хадиджа не заметила ироническим тоном:
— Да уж, в темноте он часто ошибается!
— Как и при свете дня…
Тут Ибрахим Шаукат обратился к Ридвану:
— А ты, Ридван, как ладишь с Мухаммадом-эфенди Хасаном?
Ясин поправил его:
— С Мухаммадом-эфенди подонком!
Ридван сердито ответил:
— Он наслаждается наследством моего деда, которое перешло к матери!
Ясин запротестовал:
— Наследство это значительное, однако всякий раз, как Ридван приходит к матери за денежной помощью и прочим, этот бессовестный принимается требовать от него отчёта в расходах!
Хадиджа сказала Ридвану:
— У неё нет никого, кроме тебя, и тебе лучше всего наслаждаться её богатством пока она жива…, а потом…
Она добавила:
— А потом, тебе пришло время жениться, не так ли?
Ридван вяло засмеялся и ответил:
— Только вслед за дядей Камалем!
— Я уже разочаровалась в твоём дяде Камале, и тебе не следует брать с него пример…
Камаль в раздражении слушал, что говорили о нём, хотя на лице его это никак не отражалось. Она разочаровалась в нём, и он тоже разочаровался в самом себе. Он прекратил ходить на улицу Ибн Зейдун, признав тем самым свою вину, хотя и продолжал стоять на трамвайной остановке, чтобы увидеть её на балконе оттуда, где его невозможно было заметить. Он не мог противостоять желанию видеть её, и не мог отрицать то, что любил её или игнорировать своё отвращение или страх к браку! Рияд даже сказал ему: «Ты болен и отказываешься лечиться!..»
Ахмад Шаукат многозначительным тоном спросил Ридвана:
— Стал бы Мухаммад Хасан требовать с тебя отчёта, если бы партия саадистов была у власти?
Ридван злобно рассмеялся и ответил:
— Не он один сейчас требует с меня отчёта. Но подождите, это дело нескольких дней или недель.
Сусан Хаммад спросила его:
— Вы считаете, что дни «Вафда» сочтены, как предполагают её противники?
— Дни её зависят от желания англичан. Но в любом случае, война не будет длиться вечно… Затем придёт время давать отчёт!