Каирская трилогия
Шрифт:
— Как бы то ни было, это не затронет бары на улицах, которые посещают иностранцы. Так что, Халу, если такое и случится, ты можешь отдать свою долю какой-нибудь таверне или чему-либо ещё… Бар к бару, кабак к кабаку — как и здания, они поддерживают друг друга…
Начальник канцелярии Министерства вакфов сказал:
— Если бы англичане двинули свои танки на дворец Абидин из-за такого банальной дела, как возвращение к власти Ан-Наххаса, то неужели вы полагаете, что они промолчат в случае закрытия баров?!
Помимо компании Ясина в комнате был один человек из местных,
— Давайте споём «Узник любви».
Халу вернулся на своё место за прилавком, и друзья затянули: «Узник любви! Какие унижения он терпит!» В нотках песни явно зазвучал хмельной дух, так что на лице торговца появилась саркастическая улыбка, однако песня не долго длилась. Ясин прекратил петь первым, и за ним последовали остальные. Свою роль продолжал играть один только начальник канцелярии. Последовавшую за тем тишину иногда прерывали только звуки причмокивания, смакования или хлопков в ладоши с требованием ещё одной рюмки или закуски. Тут вдруг Ясин сказал:
— Нет ли какого-нибудь способа, чтобы вызвать беременность?
Престарелый чиновник госслужбы запротестовал:
— Ты всё никак не перестанешь это спрашивать, всё время повторяешь!.. Потерпи ради Аллаха, брат мой!..
Начальник канцелярии Министерства вакфов сказал:
— Нет причин для беспокойства, Ясин-эфенди!.. Ваша дочь непременно забеременеет!
Ясин, глупо улыбаясь, промолвил:
— Она красива, словно роза, украшение улицы Суккарийя, но она первая девушка в нашей семье, что после года брака все ещё не забеременела! Поэтому её мать так волнуется!
— И как видно, и отец тоже!
Ясин, снова глупо улыбаясь, ответил:
— Если уж жена беспокоится, то и муж тоже…
— Если бы человек помнил, насколько дети отвратительны, то возненавидел бы беременность!
— Если бы! Люди для того и женятся, чтобы иметь потомство…
— Вы правы! Если бы не дети, никто бы не мог вытерпеть супружескую жизнь…
Ясин выпил свою рюмку и продолжил:
— Я опасаюсь, что мой племянник придерживается этого же мнения…
— Некоторые мужчины порождают детей для того, чтобы вернуть себе немного утраченной свободы, пока их жёны занимаются детьми!
Ясин ответил на это:
— Увы! Женщина может кормить одного ребёнка и баюкать другого, но одновременно с этим таращить глаза на мужа с вопросом «Где ты был? Почему ты не дома в такой час?» И вместе с тем даже мудрецы не смогли изменить этот вселенский порядок.
— И что же помешало им?
— Их жёны! Они не дали им возможности поразмыслить над этим…
— Я уверен, Ясин-эфенди, что сын вашей дочери не сможет забыть услугу, оказанную ему вашим сыном при поступлении на госслужбу…
— Всё забывается…
Тут он засмеялся — выпивка ударила ему в голову — и сказал:
— К тому же мой сын сейчас не у власти!
— Ох! Кажется, и на этот раз «Вафд» сможет преуспеть…
Тут адвокат заговорил тоном проповедника:
— Если бы дела в Египте шли естественным ходом, то «Вафд» бы правил до скончания веков!..
Ясин засмеялся:
— Это
— Не забывайте о дорожном происшествии на улице Аль-Кассасин! Если бы король погиб тогда, то врагам «Вафда» пришёл бы конец!
— С королём всё в порядке!..
— Принц Мухаммад Али на всякий случай готов надеть свой парадный костюм! Он всю свою жизнь в ладу с «Вафдом»…
— Тот, кто сидит на троне — как бы его ни звали — враг «Вафда» в силу своей власти точно так же, как виски не сочетается со сладостями!
Ясин пьяно засмеялся:
— Наверное, вы правы. Тот, кто старше вас даже на день, умнее вас на целый год. Среди вас есть те, кто достиг уже старческого слабоумия, и те, кто ещё пока не достиг его!
— Да защитит тебя Господь, человек сорока семи лет!
— В любом случае, я вас моложе…
Тут он щёлкнул пальцами и, пьяно покачиваясь взад-вперёд, продолжил:
— Однако истинную жизнь не измерить в годах. Её нужно измерять только по количеству выпитого. Алкоголь весь выродился во время войны и по своему вкусу, и по ассортименту. Но хмель-то остался. Когда вы просыпаетесь утром, голова ваша трещит от боли, и глаза раскрываются только при помощи щипцов, а при отрыжке от вас пахнет спиртным. Но вот что я скажу вам — всё это ерунда по сравнению с тем удовольствием, что дарит опьянение. Возможно, брат спросит нас: «А как же здоровье?» Да уж, здоровье у меня уже не то, что раньше. Когда вам сорок семь лет, вы уже не такие, как когда-то, что указывает на то, что во время войны всё, кроме возраста, подорожало. У возраста же цены нет. Когда-то мужчина мог жениться и в шестьдесят, но в нашу уходящую эпоху даже сорокалетний просит медиков дать ему рецепт, укрепляющий силы. И во время медового месяца жених тоже может сесть в лужу!
— О, былые времена! Весь мир спрашивает: где они?
Струны хмеля ударили в голову Ясина и зазвучали в его голосе:
— Да, былые времена! Да помилует Аллах моего отца. Как же он бил меня, чтобы удержать от участия в кровавых событиях революции! Но тот, кого не испугали английские бомбы, не испугал и нагоняй отца! Мы, бывало, собирались в кофейне Ахмада Абдо обсудить участие в демонстрациях и закладке бомб…
— Опять вы зарядили старую пластинку! Скажите-ка мне, Ясин-эфенди, в годы борьбы вес у вас был такой же большой, как и сейчас?
— Даже больше. Но в пылу борьбы я был словно пчела, а в день великой битвы я шёл во главе всей демонстрации вместе с братом — первым мучеником националистического движения. Я слышал, как свистят пули, которые пронеслись рядом с ухом моего брата. Какие воспоминания! Если бы он прожил подольше, то по праву бы занял пост министра!
— Но только вместо него выжили вы!
— Да. Только я не смог стать министром, имея лишь аттестат начальной школы! Да и потом, когда мы участвовали в борьбе, то ждали смерти, а не высоких постов. Одни люди должны умирать, а другие — сесть в министерские кресла. На похоронной процессии моего брата шёл сам Саад Заглул, и лидер студентов представил меня ему. Это ещё одно знаменательное событие, о котором я помню!