Как игрушки пошли учиться

Дитрих Александр Кириллович

Так я и работала в кузнечно-прессовом цехе.

— Да-а...— протянула Желтая снежинка.— Что и говорить, дело тебе досталось самое мудреное. Но, может быть, кто-то еще считает себя достойной стать королевой нашего подоконника на это утро?

— Я! — пискнула еще одна снежинка.— Я тоже была под землей. Мы строили там пещеры, растворяли известняк, а потом из него делали каменные сосульки-сталактиты.

— Не годится! — сказала Желтая снежинка.— Старо! Так испокон веков работают все капли, попавшие под землю. Я сама прошла этот путь и знаю; чтобы построить

даже самую плохонькую пещерку, нужны тысячи лет.

— Я! — раздался еще один голос.— Я прошла по трубам, прошла сквозь фильтры и стала питьевой водой.

— Нет, я! — перебила другая снежинка.— Я была частичкой самой красивой радуги.

— А я бабочку сшибла! Мною выстрелила удивительная тропическая рыбка-брызгун. Она снайпер и всегда так добывает пищу.

— Подумаешь! — не согласилась ее соседка.— Я растворяла краску, которой художник рисовал картину!

— Я! Я! Нет, я! — перебивая друг друга, кричали обитательницы подоконника. Повсюду вспыхивали споры, снежинки не слушали друг друга, ссорились.

— Пусть королевой будет Оранжевая! — требовали одни.

— Нет, Серая,— не соглашались другие.

— Хотим Фиолетовую! — упорствовали третьи.

— Голубую! Голубую! — кричали четвертые.

А самые молодые снежинки, собравшись в кружок, дружно скандировали:

— Кру-же-вну-ю!

И снова на ледяной холмик поднялась Желтая снежинка.

— Дорогие подруги! — сказала она.— Раз вы спорите, стало быть, никто из тех, кто рассказал о своих делах, не годится в королевы. И все-таки среди нас есть достойная, вот она.

Все обернулись и увидели скромную, маленькую снежинку в платьице, сверкавшем зелеными искорками.

— Эта малышка не хочет говорить о себе,— продолжала старая снежинка.— Она считает свое дело самым простым и самым обычным.

— А что она сделала? — вновь зашумел подоконник.

— Она укрывала поля от мороза, она поила пшеницу, она растворяла удобрения и кормила ростки. Летом она малой каплей падала с самолета и несла с собой смерть сорнякам, вредителям. Она текла по новым каналам, она воевала с засухой. Благодаря ей наливались золотые колосья. И, наконец, она помогла сделать муку тестом, тесто — хлебом. А хлеб, говорят, всему голова.

На подоконнике стало тихо-тихо.

Старая снежинка подошла к Зеленой и помогла ей подняться на ледяной бугорок.

— Но ведь все это сделала не я одна,— смущенно возразила Зеленая.— Нас было великое-превеликое множество. А мое дело — оно такое крохотное!

— Верно,— подтвердила старая снежинка.— И потому повсюду, на всех подоконниках, сегодня такие, как ты, будут королевами. А теперь скажите, люба ли вам такая королева?

И вся тысяча снежинок, собравшаяся на подоконнике, в один голос крикнула:

— Ура новой королеве!

Это получилось так дружно, что воробьи, сидевшие рядом, бросились врассыпную.

Ветер от их крыльев разметал снежинки. Чтобы удержаться на подоконнике, они тесно прильнули друг к другу и больше уже не шевелились.

А в городе наступило утро — зарычали моторы, зашипели

троллейбусы, заскрежетали автомобили-снегоуборщики, и если бы какая-нибудь снежинка вновь заговорила, ее бы все равно никто не услышал.

* * *

Владик замолчал.

Поскольку сказка кончилась, пора было выбираться из укрытия. Сделать это бесшумно я уже не мог: затекшие ноги стали как деревяшки. Однако неожиданное появление неведомого дяди в таком месте могло напугать ребятишек, и я решил, что лучше будет сперва сказать что-нибудь, пошутить, что ли.

Откашлявшись, я шагнул вперед и сказал:

— Эх, ублажили сказкой старика. Разрешите представиться: домовой этой развалины.

Перепачканный пылью и паутиной, я, должно быть, и вправду смахивал на домового. Шутка моя произвела эффект сильный и неожиданный.

— Ма-а-ма-а! — отчаянно заверещала девочка, так хотевшая послушать о привидениях.

— Полундра! — крикнул Владик.

В ту же секунду по крыше над моей головой прогрохотали бегущие ноги, и все стихло.

Я вышел на середину чердака и вылез через пролом на крышу. С этой позиции были прекрасно видны окрестности. Они были пустынны. Только торопливые следы на снегу указывали направление, в котором удрала компания. Пока я слезал, приводил в порядок пальто и шляпу, прошло столько времени, что ребят не отыскала бы уже и лучшая ищейка.

Пришлось мне наведаться к Владику еще раз.

ПОЧТИ ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ... О МЫЛЬНЫХ ПУЗЫРЯХ

Во дворе кипел первый весенний футбол. Пальто, сумки, шапки были кучей свалены на лавке у стены, от игроков валил пар.

Владик стоял на ящике и пытался судить встречу. Лицо его горело, к потному лбу прилипли спутанные волосы. Легко было догадаться, что он только что выбыл из игры: правый ботинок после «смертельного» удара по воротам разинул рот и «запросил каши».

Мальчишки суматошно метались по двору, очередной гол, как говорят спортивные комментаторы, «назревал». Но вот в острой схватке ноги защитников и форвардов так перепутались, что у ворот мгновенно выросла куча мала. Судейский свисток поперхнулся и иссяк.

— Пенальти!! — отчаянно завопил судья. Но его никто не слушал. Выкатившийся из-под кучи мяч классическим ударом в падении был довольно точно направлен в окна первого этажа, но, к счастью, попал в простенок и отскочил. Тотчас вновь залился судейский свисток.

— Вне игры!! — тщетно взывал Владик.— Вбрасывание!!!

Но на него не обращали внимания. Мяч перелетел через двор и, задев контейнер для мусора, вкатился в ворота.

— Четырнадцать — двенадцать,— ни к кому не обращаясь, произнес судья. Он слез со своего возвышенного, но — увы! — бесполезного поста, надел пальто и, хромая, побрел прочь.

— Владик! — окликнул я.

— Вот народ! — словно продолжая прерванный разговор, обернулся ко мне Владик.— Зачем тогда вообще в футбол играть! Вы же видели — чистая подножка!