Как пальцы в воде

Горлова Виолетта

На свою любимую работу после той, страшной для него, оргии, он шел как больной, страдающий параличами Белла, Дюшен-Эрба и Паркинсона. У него даже возникла мысль покончить с собой. Не думая ни о чем, мужчина побрел к набережной.

Было раннее утро, и здесь, на берегу моря, было пустынно. Солнце пронзительно красиво скользило по живой, казалось бы, фантастической «коже» огромного разумного существа, названным океаном; его чувствующая, дышащая поверхность была так многолика… она так оптимистически мерцала вселенским спектром цветов: лиловым, изумрудным, аквамариновым, голубым, пурпурным, золотым, сапфировым блеском!.. И зло, недавно родившееся в душе и сознании ученого, стало уныло трепетать в своей предсмертной агонии. А Алан, ощутив великолепие этого мига, этой сиюминутной реальности, которая жила и менялась на его глазах, оставаясь все так же ослепительно красивой и неповторимой, почувствовал себя бесконечно счастливым из-за своей сопричастности к дыханию Вселенной…

Судьба в лице Джоан обошлась с мужчиной все же милосердно, во всяком случае в то время он думал именно так. Если бы мисс Уилкокс была глупа – молодой человек действительно мог бы стать всеобщим посмешищем и героем анекдотов. Но Джоан обладала острым умом, к тому же ночь близкого и страстного «знакомства» с подающим надежды ученым отнюдь не была случайной. Конечно, в первую очередь для нее была важна карьера,

но почему бы не укрепить свои позиции во всех отношениях? Брак двух талантливых людей принесет взаимовыгодную пользу, кроме того, от этого выиграет наука, а потом уже и их личные амбиции. Так рассуждала молодая женщина, не очень симпатичная внешне, но, безусловно, умная и целеустремленная. Джоан никогда не обманывалась в отношении своих перспектив. О мужчинах девушка думала мало, но не потому, что ее мысли были заняты исключительно наукой; просто она хорошо понимала: умный и привлекательный мужчина вряд ли сможет заинтересоваться ею до такой степени, чтобы жениться, а Джоан нечего было предложить потенциальному партнеру, кроме своего интеллекта. Но в мире много неглупых женщин с привлекательной внешностью. Мисс Уилкокс не могла похвалиться своим происхождением, проблематично обстояли дела и с ее финансовым положением. Сметливая девушка сразу поняла, что молодой и способный нейрохирург хирург Алан Биггс – ее шанс, хотя тогда ничего особо выдающегося в нем не было. Джоан почувствовала эту перспективу Биггса, пожалуй, интуитивно, однажды увидев в его темных непроницаемых глазах какую-то одержимость и фанатизм. А затем все чаще думая об Алане и анализируя его поведение, она сделала вывод о его болезненном самолюбии и тщеславии. К тому же тот факт, что молодой человек сторонился девушек, добавил необходимые штрихи к его портрету. Все остальные замеченные ею мелкие детали, касающиеся Алана, дорисовали некий прогноз их возможного совместного будущего. И этот эскиз понравилась Джоан тем, что она смогла увидеть себя в качестве художницы предполагаемой картины, но самое главное – при таком раскладе молодому ученому тоже будет комфортно во всех отношениях. А в этом девушка абсолютно не сомневалась: уж она-то сможет заставить Алана почувствовать его счастье!

Джоан все продумала и так же четко и аргументировано изложила свои выкладки Биггсу. В начале разговора молодой человек был возмущен и даже шокирован, но когда девушка пообещала ему, что никаких интимных притязаний с ее стороны не будет, Алан немного успокоился, тем не менее категорически отказавшись от столь лестного предложения. Конечно же, мисс Уилкокс не была удивлена отказом, собственно говоря, именно такой ответ она и ожидала, пребывая в уверенности, что вода камень точит. Постепенно, призвав на помощь все свои лучшие качества, Джоан сумела понравится Алану в качестве остроумного собеседника и хорошо эрудированного оппонента в их совместных научных дискуссиях. А что еще нужно умному мужчине, для которого секс не является целью в отношениях с женщиной? Внешне Джоан была еще более заурядна, чем ее избранник: кругленькая, хотя и миловидная. Но Алану было все равно: девушку он воспринимал только как коллегу. В конце концов состоявшийся брак стал более удобной формой для их совместной жизни. Поначалу все шло замечательно: Джоан очень старалась, управляла своим мужем аккуратно и совсем не заметно для него.

Тем временем их совместная научно-исследовательская работа стала давать ощутимые результаты. Вскоре Алан возглавил отделение стереотаксической радиохирургии, а миссис Биггс стала его ассистенткой. Но через какое-то время Джоан стала меняться, и, к сожалению, не в лучшую сторону. Ее хорошенькое, округлое личико обросло тяжелыми складками щек и подбородка, набрякшие веки сузили разрез небольших глаз, а полная, короткая шея стала напоминать кусок гофрированной трубы. Русый пушок над верхней губой превратился в темные жесткие усики, но увеличение тестостерона в организме женщине оказало влияние не только на ее внешность: характер дамы, никогда не «страдающей» деликатностью и доброжелательностью, приобрел оттенки грубости и вседозволенности. Откровенное хамство миссис Биггс все же пресекалось, в основном благодаря усилиям миссис Старлингтон, но с истечением времени «неформат» в отношении Джоан к своим коллегам и подчиненным стал непререкаемой нормой, что объяснялось этой дамой просто: талант имеет право на некоторые «недостатки». А для профессора Биггса настал своеобразный семейный террор: атмосфера тотального контроля и так называемой опеки Джоан затягивала профессора в удушающий узел ее вселенской любви (акула ведь тоже очень любит своих жертв). И эта любовь не давала Алану свободно дышать даже тогда, когда супруги не было с ним рядом и… сейчас, когда она уже наконец-то умерла.

…Окунувшись в воспоминания, Алан невольно отметил, что здесь, у алтаря, ему стало легче, несмотря на ужасные мысли, которые все чаще стали посещать его. Когда-то, очень давно, мужчина возомнил себя всемогущим только по той причине, что смог понять совсем ничтожную часть процессов, происходящих в человеческом мозге. И молодой человек безапелляционно уверовал в то, что со своим талантом сможет к концу жизни разгадать хотя бы часть тайн, скрытых в сложной и бесконечной паутине, сотканной из сонмища нейронов. Но по мере изучения феноменального органического устройства, мужчина стал понимать, что любая новая информация из этой области знаний преподносит еще большее количество загадок, и раскрыть их даже незначительную часть за всю свою жизнь ему, по всей видимости не удастся. А может, ему просто не позволят? Возможно, наше подсознание и является «подконтрольным механизмом» управления поведением человеческой особи? Ведь иногда человек, не задумываясь, совершает какое-либо действие, радикально меняющее его судьбу. Что, к примеру, тогда его заставило посмотреть вполне обычный фильм, после просмотра которого их с Джоан жизнь совершенно изменилась? Разве до той минуты он не видел подобных, вполне заурядных, детективов? А что заставляет людей опаздывать на самолет, который впоследствии терпит катастрофу? Ответ, казалось бы, прост: судьба. Но кто устраивает преграды на пути такого счастливчика (хотя, возможно, ему уготованы более страшные испытания)? Насколько абсурдна версия об управлении нами кем-то?… Но в таком случае можно оправдать любые человеческие преступления… Где ответ? Профессору вспомнилось высказывание Рене Декарта: «Для отыскания истины необходимо раз в жизни, насколько это возможно, поставить все под сомнение». Может, для него именно сейчас и наступил этот миг? Ведь, несмотря на все свои постулаты и атеизм, какой-то червячок сомнений у него все же оставался. И почему теперь настал день и час, когда ему стало невыносимо стыдно за некоторые свои поступки? А он никогда не страдал избытком совести. Наука и муки совести – понятия абсолютно несовместимые. Если бы этот морально-нравственный аспект трактовался иначе – человечество лишилось бы огромного количества открытий (ведь животные тоже испытывают страх и боль) и давно бы уже вымерло. «И что мне теперь делать с этими мучительными и пронзительными страданиями

своей новой сущности, которой раньше не было, а может, она спала вкупе с моей совестью? Кто их разбудил и зачем? И что хочет от меня эта, внезапно появившаяся, часть моей личности? Что я должен сделать, чтобы она перестала кромсать на части мое сознание?.. И… может… душа все-таки существует? Будет ли хоть какая-нибудь, пусть ничтожная, подсказка?» Мужчина задумался… «А если это и есть подсказка: то, что я сейчас нахожусь в церкви просто так, без всякой на то очевидной необходимости. Вероятно ли, что это обстоятельство и есть необходимость, пусть и не очень явная?»

Охваченный давно забытым нервным возбуждением, профессор провел немало времени в раздумьях, с головой погрузившись в далекие воспоминания. Решив быть честным и беспристрастным, он стал методично, по кирпичику разрушать давно возведенную защитную крепость. Алан впервые позволил своему прошлому бурлящим потоком ворваться в его память, и эта лавина окончательно смыла все преграды на своем пути. Далеко не все эпизоды из той, казалось бы, уже забытой и сложной жизни принесли ему радость и приятные ощущения. Нервная, адреналиновая лихорадка придала его воспоминаниям яркость и остроту, явно преувеличенную, но мужчина, понимая это, оставался безжалостным и даже жестоким, не выискивая никаких оправданий для собственной реабилитации. Этот сеанс реминисценции принес Алану душевные страдания, которых он уже давно подсознательно жаждал, но не знал, что ему необходимо предпринять для подобного мазохистского обнажения души.

…Окунувшись в воспоминания и нелегкие размышления, мужчина невольно отметил, что сидя здесь, на скамейке у алтаря, он уже не испытывал сожаления, что еще жив, несмотря на те муки совести, которые ему пришлось испытать… Только что ему делать дальше?.. И вдруг нечаянно где-то на краю его сознания забрезжила какая-то точка, которая стала постепенно увеличиваться в своих размерах, приобретая некое подобие странной, но интригующей мысли. И Алан цепко ухватился за нее, будто боясь потерять, а в ней, как он понял, и заключается смысл его будущей, а может и прошлой жизни. Через какое-то время он счел свои размышления несостоятельными, если не сказать, бредовыми. Но затем мужчина решил, что если это и так – терять-то ему все равно нечего. А на какое-то время, во всяком случае до своего последнего вздоха, ему будет чем занять свои мозги. И самое важное, такая работа придаст смысл его безрадостному существованию. Профессор как-то сразу приосанился, почувствовав жизнь во всем своем теле; ему казалось, что какой-то энергетический вихрь влил в его кровь фантастическую по своей мощи силу, способную предотвратить разрушение старческого ума и тела. Даже дряхлеющее сердце Алана забилось быстрее, но не от страха и не в ожидании инфаркта, а так, как, например в предвкушении приятной встречи… как бывает у влюбленных… Мысль о женщине вызвала у профессора новый всплеск воспоминаний, но сейчас он мог думать о своей прошлой жизни с новыми ощущениями по отношению ко всему тому, что в ней происходило. Жалел ли он о том, что было так, как было, а не так, как могло было бы быть? И на этот вопрос Алан ответил себе, что не жалеет, мгновенно устыдившись своему лживому ответу… Очень сожалеет… испытывает чудовищный стыд за многие ошибки, которые он допустил сознательно, хорошо представляя себе последствия своих поступков. Почему он проявил тогда такое малодушие? Ведь он понимал сущность многих процессов, происходящих в человеческом мозге и теле… Врач, исцели себя сам. Почему он себя не исцелил? Хотя ответ очевиден… Зачем тратить энергию на то, что не представляет интереса? Тогда не представляло… А сейчас? Пришло время задуматься? Или расплатиться? Что ж, пожалуй, он готов. Пожалуй? Пока – да, но есть еще время, чтобы «вырезать» из своего ответа это «пожалуй», да и из своего сознания – тоже. Алан мог теперь четко определить план своих дальнейших действий, как когда-то давно. Сегодняшний вечер он посвятит воспоминаниям, любым, которые только придут ему в голову, нырнет в свое прошлое бесстрашно и свободно, не оправдывая ни себя, ни других, бесстрастно препарируя события и участвующих в них людей. И дальше мысль профессора заработала четко и вполне логично: он изложит самые важные части своей научной деятельности в дневнике или мемуарах, наплевать, как это называется. Главное – успеть и сохранить все в тайне до поры до времени. Приняв такое решение, мужчина вдруг почувствовал легкость и эйфорию: он смог найти смысл своей оставшейся жизни! Удивительно, но и внутренняя «данность» перестала мучить профессора, умиротворенно затихнув где-то в таинственной глубине его личности. Ему стало спокойно и уютно. Давно он не испытывал такого, общего, комфорта: и нравственного, и телесного… и душевного.

Профессор еще долго сидел в той церкви… Он не молился, потому что не умел. Алан разрабатывал тактику своих дальнейших действий, вновь почувствовав такую мощную энергетическую волну, что ему захотелось приступить к выполнению своих решений незамедлительно, хотя уже был поздний вечер. И это был единственный фактор, который несколько унял его пыл и возбуждение.

По дороге домой он шел подпрыгивая, как когда-то в далекой молодости, радостный и полный надежд на приятное будущее в свои шестьдесят семь! Живой взгляд мужчины был устремлен в вечернее небо, он расправил сгорбленную спину, а его счастливые глаза и улыбка разгладили скорбные морщины… Его душа пела…

Возвратившись домой, Алан разогрел ужин, приготовленный домработницей Полин, и съел его с огромным аппетитом, который давно у себя не наблюдал. Однако на этом помолодевший разом мужчина не стал останавливаться. Он поднялся на второй этаж и через тускло освещенный холл прошел в свой кабинет, совмещенный с библиотекой; ему вдруг не понравился холодная и мрачная атмосфера, царившая в помещении, но это было вполне исправимо. Биггс включил свет, и большая хрустальная люстра засверкала веером золотистых капель. Затем он растопил камин и с некоторым трудом отомкнул дверцу старинного резного бюро, стоящего по другую сторону от камина. Тщательно осмотрев его содержимое и немного поразмыслив, мужчина извлек оттуда приземистую бутылку и бокал – необходимые атрибуты праздника, слегка припавшие пылью. Спускаясь на кухню по деревянной лестнице, мужчина поймал себя на мысли, что его уже не раздражает необходимость дополнительных физических усилий, а, наоборот – радует.

Кухня и столовая дома занимали почти весь первый этаж. Это просторное помещение служило не только для приготовления еды, но и для ее приема; здесь вольготно могли расположиться человек десять гостей, если бы кто-нибудь их удосужился пригласить. С той поры, как с его женой случился инсульт, он проводил здесь большую часть суток, сменив свой темный кабинет на светлую гостиную.

Левая часть большой комнаты была отведена под прекрасно оборудованную кухню (Джоан обожала комфорт и все технические новинки). Но надо отдать ей должное, понимая, что не обладает художественным вкусом, миссис Биггс для оформления дома пригласила декораторов. Просмотрев дюжину проспектов, женщина остановилась на скандинавском стиле, который отличался простотой и даже изысканностью. Светло-бежевый, кремовые тона и минимум элементов декора. Для создания контраста – ваза цвета зрелой вишни и такого же оттенка посуда.