Как повергнуть герцога

Данмор Эви

Аннабель переводила взгляд с одного на другого, вспоминая интересные факты: как Катриона каждый раз краснела, когда Перегрин оказывался рядом, её попытку отправиться на бал без очков в Клермонте… О, какого чёрта.

Её взгляд упал на проклятую корзину.

— Там ведь еда, — проговорила она, — еда для лорда Деверо?

Катриона взглянула на Перегрина. Неужели она спрашивала разрешения?

— Ты в курсе, что он уже месяц как пропал? — спросила Аннабель. — Что, пока мы тут разговариваем, Скотленд-Ярд прочёсывает всю Англию?

Перегрин и Катриона ахнули в

унисон.

— То есть ты в курсе, — удивлённо проговорила Аннабель.

— Откуда вам это известно? — спросил Перегрин.

— Ваш брат знает, что вы здесь? — набросилась Аннабель.

Когда она назвала герцога Монтгомери "его братом", брови Перегрина взлетели вверх.

— Мисс…

— Знает?

— При всём уважении, я не совсем понимаю, почему вы спрашиваете.

"Потому что мы целовались, когда он узнал, что ты пропал. Потому что я обнимала Себастьяна и чувствовала, как его сердце разрывается на куски от предательства собственного брата. Потому что всё, что причиняет боль ему, причиняет боль мне".

Лицемерка. Именно она причинила ему самую сильную боль прошлой ночью, когда безжалостно отвергла его любовь, предложение и предала его доверие.

Она поднялась на цыпочки и заглянула в измождённое аристократическое лицо Перегрина.

— Как вы могли так поступить? — спросила Аннабель. — Он даже не в курсе, живы вы или нет.

Перегрин слегка прищурился.

— Прошу прощения, мисс, — сказал он. — Повторюсь, я не совсем уверен, как так получилось, но у меня не было намерения вас расстраивать.

К чёрту его вежливую сдержанность.

— Скажу откровенно, — сказала она. — Вы исчезли. Сбежали вместо того, чтобы следовать абсолютно разумным распоряжениям, и пока вы прячетесь в укромном уголке и пользуетесь девичьей добротой, ваш брат почти не спит, потому что сходит с ума от беспокойства.

На щеках Перегрина вспыхнул лихорадочный румянец. Если бы Аннабель была мужчиной, он, вероятно, бы её ударил.

— Вы и правда хорошо осведомлены, мисс, признаю, — протянул он, — но вы ошибаетесь в одном — Монтгомери никогда в жизни не сходил с ума от беспокойства. У него нет ни темперамента, ни сердца, и если бы я действительно вызвал в нём подобные эмоции, уверяю вас, это во многом бы было связано с моим положением его наследника, а никак не со мной лично.

Рука Аннабель взметнулась вверх. Она вовремя остановилась, но на мгновение и Аннабель, и Перегрин уставились на зависшую в воздухе ладонь, готовую отвесить оплеуху аристократу.

Когда взгляд Перегрина переместился с её руки на лицо, в его глазах промелькнуло подозрение.

— Мисс?

— Как плохо вы его знаете, — тихо проговорила она. — Бедный Монтгомери, люди, которых он искренне любит понятия не имеют, каков он на самом деле. Видите ли, у него есть сердце, чопорное, благородное, но оно бьётся так же, как и наше с вами. И я держу пари, что оно в сто раз выносливее. Он редкий человек не потому, что богат или могуществен, а потому, что говорит то, что думает, и делает то, что говорит. Монтгомери мог стать самодовольным тираном, но предпочёл упорно трудиться, чтобы облегчить жизнь

остальным, думает обо всём сам, чтобы другим не приходилось. И если бы в вас, милорд, была хоть капля благородства, вы разделили бы с ним его адский груз ответственности, а не вели себя как избалованный слюнтяй.

Она едва не выплюнула слово "слюнтяй".

Бледное лицо Перегрина сделалось совсем белым.

— Аннабель. — Между ними протиснулась Катриона, но её лицо расплылось перед глазами Аннабель.

— У него есть сердце, — сказала Аннабель, — я люблю его.

— Аннабель, — начала Катриона, — не нужно…

— Я люблю его, но я солгала ему, и теперь он всегда будет думать обо мне плохо. — Её голос заметно дрожал.

Катриона обвила рукой её плечи, в больших голубых глазах подруги светилось сочувствие. Этот проблеск доброты стал последней каплей. Впервые с того рокового лета много лет назад Аннабель разрыдалась.

— Я люблю его!

— Она ведёт себя так последние полчаса, — тихо сказала Хэтти Люси.

В дверях маленькой гостиной Кэмпбеллов, всё ещё в пальто и шарфе, стояла глава суфражисток. Из её наспех заколотой причёски выбивались светлые пряди.

Аннабель свернулась калачиком в кресле, её тело сотрясалось от мощных рыданий, как будто она оплакивала целую жизнь страданий. Катриона сидела на подлокотнике и неловко похлопывала Аннабель по спине.

— Чёрт возьми! — выругалась Люси.

Она прошествовала к шкафчику на противоположной стене, безошибочно угадав содержимое, и открыла дверцу. Люси откупорила одну из блестящих бутылок и налила бренди на два пальца в маленький бокал.

— Выпей, — приказала она, протянув бокал Аннабель.

Аннабель подняла на неё покрасневшие глаза. Её изящный нос неподобающе порозовел и блестел.

— Это спиртное? — Она шмыгнула носом.

— Попробуй, — мрачно сказала Люси. — Обещаю, что на вкус это и вполовину не так гадко, как хранить секреты от подруг и якшаться с врагом. Монтгомери, Аннабель? Из всех мужчин в королевстве!

Аннабель уставилась в бокал.

— Он не враг, — глухо сказала она. — Это он добыл разрешение на демонстрацию. Он оказал нам услугу. И я…

— Любишь его, да. Ты уже говорила. — Люси подтащила стул поближе к креслу. — Он достал нам разрешение? Почему бы тебе не начать с самого начала?

Аннабель отхлебнула бренди и поморщилась, когда спиртное обожгло губы.

— Теперь это вряд ли имеет значение.

— Тогда почему ты ведёшь себя так, словно наступил конец света? — спросила Люси, разматывая свой длинный шарф.

Потому что он наступил.

Её сердце сжималось и замирало каждый раз, когда она вспоминала выражение лица Себастьяна, покидавшего её комнату. Как будто она стала его персональной Далилой, Саломеей или любой всемирно известной вероломной женщиной.

Аннабель сделала глоток.

— Он, должно быть, презирает меня, — прохрипела она.

Серебристые глаза Люси метали молнии.

— Мерзавец, — прорычала она. — Не могу поверить, что он тебя соблазнил, да ещё под своей же собственной крышей.