Как принято во Франции

Шоу Ирвин

Перед отъездом в Каир он привел Кристину именно в этот клуб. И мысль о том, что новый эта парижской жизни следует начать именно там, где закончился предыдущий, показалась ему очень здравой. Кристина выглядела великолепно, блистала в зале, где хватало симпатичных женщин, и он даже потанцевал с ней, впервые за несколько месяцев. Музыканты, пианист и гитарист, играли популярные французские мелодии, в полной мере позволяющие ощутить, как сладка в любовь в этом городе, как печально даже временное расставание с ним.

От музыки Кристина стала вдруг очень сентиментальной, он это помнил, с ней такое случалось чрезвычайно редко, держала его за руку во время

шоу, целовала, когда гас свет между номерами. У нее на глазах вдруг блеснули слезы и она прошептала: "Что я буду делать без тебя эти два месяца"?
– когда он сказал ей о том, что утром улетает в Каир. И он почел свой отъезд за счастье: атмосфера вечера подействовала и на него, а слова Кристины указывали на то, что их отношения вступили в ту фазу, когда у нее появились мысли о свадьбе. Эта была опасная фаза, и тут приходилось держать ухо востро, особенно в такую ночь, особенно в Париже, в темных комнатах, где пианино и электрические гитары пели об опавших листьях, ушедшей любви и влюбленных, которых разлучила война.

Беддоуз уже успел жениться и развестись и полагал, что повторять эксперимент нужды нет, во всяком случае, пока. Жены склонны к тому, чтобы рожать детей, дуться, напиваться или заводить других мужчин, когда их мужьям по долгу службы приходилось проводить по три или четыре месяца на другом конце Земли.

Этим Кристина его удивила. Раньше ее не отличала тяга к семейной жизни. Он знал ее, пусть и сошлись они только в последнее время, достаточно давно, практически с того момента, как она приехала из Штатов четыре года тому назад. Какоето время снималась в рекламных объявлениях, и дела у нее шли неплохо, пусть ей и не нравились те картинные позы и глупые сексуальные улыбки, которые желали видеть рекламодатели. Она умела печатать и стенографировать, а потому ее часто нанимали американские бизнесмены, приезжавшие в Париж на месяц-другой. Она быстро овладела французским, водила автомобиль и время от времени возила старых богатых американок по замкам Луары или в Швейцарию. Похоже, она не испытывала никакой потребности в сне (хотя теперь ей уже было двадцать шесть), могла веселиться всю ночь, бывала на всех вечеринках и, насколько знал Беддоуз, жила с двумя его приятелями фотографом и пилотом Авиационного транспортного командования, который разбился под Франкфуртом. Ей можно было позвонить в любое время дня и ночи без риска нарваться на грубость, она легко и непринужденно вписывалась в любую компанию. Всегда знала, какое бистро самое популярное, кто поет к каком клубе, выставку какого молодого художника следует посетить, кто сейчас в городе и кто должен прибыть на следующей неделе, в каких маленьких отелях под Парижем лучше всего провести уикэнд. От избытка денег она, безусловно, не страдала, одевалась изящно, по французской моде, но с американскими нюансами. Ее французских друзей это забавляло, а американцы ясно видели, что она лишь пытается прикинуться европейской женщиной, в душе оставаясь американкой. Так или иначе, она не относилась к тем девушкам, которые могли бы понравиться бабушке потенциального жениха, но, как однажды сказал ей Беддоуз, являлась украшением суетливой и тревожной второй половины двадцатого столетия.

Ветераны наконецто тронулись в путь, знамена проплыли мимо парижского отделения "Транс уорлд эрлайнс" и двинулись по Елисейским Полям. Беддоуз наблюдал за ними, думая о других парадах, других знаменах. А потом увидел Кристину, наискосок пересекающую мостовую, легко и уверенно лавируя между автомобилями. Она может прожить в Европе всю жизнь, подумал

Беддоуз, с улыбкой глядя на нее, но ей достаточно пройти десять шагов, чтобы все поняли, что родилась она на другом континенте.

Он встал, когда она открыла дверь на террасу. Шляпку она не носила, и Беддоуз отметил, что волосы у нее более темные и заметно удлинились. Он расцеловал ее в обе щеки.

– Так, вроде бы, принято во Франции.

Она на мгновение прижалась к нему.

– Ну вот, мужчина вернулся.

Села, расстегнула пальто, улыбнулась через столик. Щеки у нее раскраснелись от холодного воздуха, глаза сверкали, выглядела она ослепительно молодой.

– Душа Парижа, - Беддоуз коснулся ее руки.
– Американской его части. Что будем пить?

– Чай, пожалуйста. Я так рада тебя видеть.

– Чай?
– Беддоуз изобразил недоумение.
– Чтото случилось?

– Нет, - Кристина покачала головой.
– Просто хочу чая.

– Таким напитком не принято встречать путешественника.

– С лимоном, пожалуйста, - добавила Кристина.

Беддоуз пожал плечами и заказал чай.

– Как Египет?
– спросила Кристина.

– Я был в Египте?
– Беддоуз воззарился на Кристину, любуясь ее лицом.

– Так писали в газетах.

– О, да, - и продолжил голосом всезнайкикомментатора.
– Новый мир, корчащийся в родовых муках. Феодализм он уже перерос, до демократии - не дозрел...

Кристина скорчила гримаску.

– Прекрасная фраза для анналов Государственного департамента. Я просто хотела узнать, как в Египте.

– Солнечно и грустно. После двух недель в Каире начинаешь всех жалеть. Как Париж?

– Демократию он уже перерос.

Беддоуз улыбнулся, наклонился через маленький столик, поцеловал Кристину.

– Я просто хотел узнать, как в Париже?

– Без изменений, - помолчав, Кристина добавила.
– Почти без изменений.

– Кто в городе?

– Все те же лица. Обычные счастливые изгнанники. Чарльз, Борис, Энн, Тедди...

Тедди звали того самого фотографа.

– Ты с ним часто виделась?
– как бы невзначай спросил Беддоуз.

– А что?
– Кристина чуть улыбнулась.

– Просто интересуюсь.

– Нет. В городе его Грек.

– Все еще Грек?

Официант принес чай. Она наполнила чашку, выжала лимон длинными ловкими пальцами. Беддоуз отметил, что она более не пользуется ярким лаком.

– Твои волосы. Что случилось?

Кристина небрежно коснулась волос.

– О... Ты заметил?

– Блондинки нынче не в моде?

– Я решила вернуться к своему естественному цвету. Посмотреть, что из этого выйдет. Тебе нравится?

– Еще не решил. Они стали длиннее?

– Да. На зиму. Чтобы не мерзла шея. Люди говорят, что с такой прической я выгляжу моложе.

– Они совершенно правы. Выглядишь ты ровно на одиннадцать лет.

Кристина улыбнулась, отсалютовала ему чашкой.

– За тех, кто возвращается.

– Тосты чаем я не принимаю.

– Пора отвыкать от вредных привычек. Га спиртном свет клином не сошелся, - Кристина маленькими глоточками пила чай.

– Я вот подумал насчет вечера, - сменил тему Беддоуз.
– Предлагаю лишить своей компании наших друзей и пообедать в том бистро у рынка. Мне ужасно хочется стейка. А потом...
– он не договорил.
– Что такое? Мы не сможем вместе пообедать?

– Не совсем так, - Кристина наклонила голову, уставилась на чашку с чаем.
– У меня свидание...