Как приручить фамильяра
Шрифт:
Сейчас, зная Лукаса достаточно близко, я не могла даже представить, что он перекладывает нудные бумажки в кабинетах министерства или часами настраивает артефакты, добиваясь безупречной работы формул. От него исходила такая бешеная теплая энергия, что усмирить ее, казалось, невозможно. Только направить.
— Ясно. — Я закрываю лицо руками, тру пальцами глаза. Затем смотрю на свое платье, оттягиваю в сторону покрытую мокрыми пятнами ткань. Вот позорище. — Ты все испортил, — сообщаю я. — Я-то собиралась… — (Быть хищницей и соблазнить тебя.) — А ты… — (Но вместо
Что толку говорить. И ведь в этот раз даже Горги не обвинить в провале свидания.
— Разве? — Лукас берет мое лицо в руки и заставляет поднять глаза. Его большие пальцы гладят мои скулы, его лицо — всего в паре сантиметрах от моего, губами я чувствую его дыхание.
Зрачки Лукаса становятся огромными, почти закрывают радужку, и я чувствую, что тону, будто терпящий крушение корабль. Воздух между нами сгущается, шутливое настроение уходит, уступая место чему-то жаркому и нетерпеливому, что сворачивается под кожей внизу живота.
— Мне кажется, тебе стоит переодеться, — тихо и решительно говорит Лукас. Как будто, если я стану возражать, он меня заставит слушаться, как заставил Горги есть с рук.
— Я… Да… Да, точно. — Я киваю, вся окутанная странным тягучим теплом, которое исходит от Лукаса. — Пойдем, — говорю я, забывая обо всем, кроме Лукаса, который смотрит на меня, как на единственное имеющее значение существо в целом мире.
Я тяну его в спальню, где темноту разгоняет только свет уличного фонаря. Когда мы оба оказываемся в комнате, я останавливаюсь и почему-то краснею, не зная, что делать дальше, как себя вести и что сказать. Даже глаза поднять на Лукаса не могу. Неловко, но хорошо так, как давно ни с кем не было. А еще мне — до безумия страшно.
Глава 8
Поднимаю голову, чтобы сказать Лукасу о том, что передумала, но в этот момент чувствую теплые руки у себя на плечах, дыхание на лбу, а затем, спустя несколько долгих секунд, губ касается осторожный поцелуй. Из груди вырывается выдох, я вся как натянутая струна сейчас, меня вот-вот начнет трясти от волнения, и я отчаянно нуждаюсь… да. Именно в этом.
Лукас крепче прижимает меня к себе, аккуратно гладит плечи и спину, заставляя расслабиться, совершенно забыться ощущениями тепла и гуляющих под кожей токов.
От Лукаса пахнет чистотой и мылом, немного — потом, и тем особенным запахом жизни, который иногда исходит от диких животных. Это намного лучше, чем любой одеколон. Тело Лукаса на ощупь твердое, горячее. Я обвиваю его шею руками, привстаю на носочки, чтобы прижаться теснее. Сейчас, еще секундочку.
Лукас смеется и подталкивает меня спиной к кровати, опускает на нее, продолжая аккуратно и бережно обнимать. Я касаюсь груди, с удовольствием ощущаю ладонью твердые мышцы. Перехватив мои запястья, Лукас заводит руки за голову, обрушиваясь с поцелуями на шею. Скользит пальцами вдоль яремной вены, ниже, к ключицам, заставляя меня выгнуться, а затем — еще ниже, к застежке платья.
Я
Из горла вырывается жалкий всхлип, и губ тут же касается поцелуй — мягкий и успокаивающий, но почему-то от этой бережности меня окатывает новой волной жара.
Я выгибаюсь в спине, желая поскорее закончить с крючками и избавиться от одежды, но Лукас тихо фыркает, прикусывает мою нижнюю губу и целует уже по настоящему: впиваясь в губы, лаская языком их изнанку, прижимая к кровати и не давая шанса вырваться.
Каждое легкое прикосновение ощущается как разряд электрического тока, пропущенный сквозь тело. Я притягиваю Лукаса к себе за шею, обнимаю изо всех сил. Кажется, я дрожу, но сил анализировать подобные вещи не остается. Внутри скручивается тугой пружиной удовольствие, по телу от каждого движения пробегает волна искорок, а затем волшебное прикосновение прерывается, и я обиженно хнычу.
— Не могу, — бормочет Лукас, целуя мою шею, лоб и щеки. — Не могу, не могу… Думал, просто пообниматься с тобой, ты… ты такая… — Он отстраняется и, опершись руками на кровать по обеим сторонам от моего лица, заглядывает в глаза. — Ты согласна? На большее со мной? Хочешь? Сейчас?
«Нет, конечно! Я ведь прямо сейчас думаю, как бы тебе аккуратно намекнуть на то, чтобы ты выметался из моей постели, чертов гоблин!» — от возбуждения, туманящего мозг, выговорить эту фразу не представляется возможным, даже до конца сформулировать в голове. Так что я просто целую Лукаса.
— Стой. Стой, подожди… — Лукас снова отстраняется, берет мою ладонь и целует самый центр. Мне очень жаль, что я не могу рассмотреть его лицо в темноте. — Хочу тебя видеть. Целиком. Можно?
Я киваю. «Нельзя, конечно. Тогда же и мне придется на тебя смотреть, а я на такое не подписывалась».
Лукас тянется к прикроватному столику, зажигает стоящую там керосиновую лампу, и ровный желтый свет окутывает всю комнату. На щеках Лукаса — лихорадочный румянец, губы искусаны. Он стоит на кровати на коленях, и я могу видеть его фигуру.
— Можно? — Лукас тянется к поясу моего платья, и я снова киваю.
У Лукаса большие руки — широкие и крепкие запястья, длинные пальцы, сильные ладони. Кажется, они созданы для того, чтобы ломать чьи-то шеи или, на худой конец, укрощать диких зверей. Но сейчас они касаются меня с величайшей осторожностью, будто я хрустальная. Расстегивают до конца платье, помогают стянуть его, а затем белье и чулки.
Взгляд Лукаса вслед за его руками скользит по моему телу: поднимается от щиколоток вверх к голеням, гладит живет, бедра и грудь. Пальцы гладят ключицы, а затем продолжают путешествие к плечам и рукам, будто Лукас на ощупь пытается вылепить меня с нуля из глины, сантиметр за сантиметром.