Как рушатся замки
Шрифт:
Корона – бремя тяжкое. Может быть, поэтому принцесса с ранних лет интуитивно отстранялась от разговоров о своём будущем венчании на царствование. Мечтал ли её брат об обратном – о троне? Получать ответ почему-то не хотелось.
Она устала.
Лампочка мигнула и погасла. Снова раздался скрежет. Девушка испуганно вскинула голову. Судя по звуку, вели гвоздями по металлу. Вряд ли мыши обокрали какого-нибудь плотника.
— Сонхи? – шёпотом позвала она.
Тень прильнула к ней со спины и зажала рот.
«Тише».
«Ти-и-ише».
Она
«Отпусти…».
«Позволь…».
«Не противься».
«Мы – одно и то же».
Сознание мутнело. Она захлёбывалась.
— Нормальные девочки принимают душ без одежды, маленькая госпожа.
Волшебник встал в проходе. Эйвилин стряхнула оцепенение и поняла, что находилась на прежнем месте. Горел свет. Никаких царапанья и чёрной жидкости.
— Ты забеспокоился, что я одета, и ворвался без стука, чтобы напомнить раздеться?
Отсутствие пиджака и закатанные рукава не придавали ему «домашний» вид: он напоминал неприлично богатого коммерсанта, заскочившего в бар пропустить стаканчик. Ему подходила атмосфера борделя, который они в спешке покинули: подобных клиентов в нём, наверное, обслуживали пачками.
— Было незакрыто.
Хихикнув, принцесса протянула к нему руки.
— Помоги. Тут скользко.
Сонхи не противился её странной, неожиданной просьбе. Походка у него мягкая, плывущая – он будто ходил по облакам, не боясь оступиться или запнуться. Эйвилин сама подалась ему навстречу и, ощутив на коже горячее касание, вскинула голову. Лисьи зрачки сузились. Он высматривал в ней нечто – невидимую перемену.
— Я тебе нравлюсь? – спросила она вполголоса.
Тени торжествующе скреблись под рёбрами.
Волшебник наклонился ближе. Ладони скользнули по обнажённым плечам, одна из них легла на затылок. Его губы почти прижимались к её. Дыхание замерло – и девушка, улыбнувшись, сжала его рубашку в кулаке.
Он пропустил её волосы сквозь пальцы.
— Мне известна история, которая начиналась точно так же, – безмятежно проговорил он и, подхватив её, поставил на пол.
В дверях он остановился.
— За месяц до падения империи я вытаскивал девушку из этой же ванны. Она голой сидела под струёй ржавой воды – вся избитая, изрезанная, как тренировочный манекен. И не плакала, не ругалась. Совсем ничего. А взгляд пустой. У покойника в нём и то больше блеска, уж поверь.
Он подтянул галстук. Поправил воротник.
— Тебе знакома эта девушка, маленькая госпожа?
«Квартира
— Ты в курсе, что с ней сотворили?
— Нет. Откуда мне знать? – Тень хохотала: она сразу догадалась, куда он клонил.
Волшебник хмыкнул.
— Разумеется – откуда? Тебе же не докладывали в подробностях о том, что случилось с девочкой, которую твоими стараниями объявили преступницей и арестовали.
— Ах вот ты о чём, – прищурилась она: – Всё ждала, когда ты упрекнёшь. Оказывается, старый демон умеет сочувствовать?
— Ещё как, – подтвердил он. – Куда ни плюнь, я везде исключительный случай.
— А мне всё равно, что с ней случилось, – бросила принцесса. – Она и была преступницей. Это весело, не находишь? Я как будто не соврала о ней.
— Не сомневаюсь. У смертных талант вредить себе подобным. К твоему сведению, вы худшее зло в мирозданье.
— Мне рыдать от раскаяния? – с язвительной интонацией осведомилась она. – На совесть давишь?
Он поднял руки в примирительном жесте. Или манипуляция должна была так восприниматься, но ни его выражение, ни дальнейшие слова не подтверждали миролюбивый настрой:
— Увольте. Вопросы совести меня не касаются. Тебе с ней жить. Я всего лишь предаюсь воспоминаниям… своего рода развлечение. С возрастом возникает склонность к сентиментальности.
Принцесса поняла его. Поняла с первой попытки, едва он заикнулся о девушке. Её пробивало на смех. Над самой собой. Над положением, в которое они, ничегошеньки не подозревая, вляпались. Неприятным его не назвать. Абсурдным – да, пожалуй. Это как если бы паук запутался в собственной паутине, а после, не разобравшись, принялся лакомиться своими же внутренностями.
Она прыснула и прикрыла рот ладонью. Вот оно что! Ей не померещилось! Там, в беседке… Однозначно Элерт не мог не заметить. Скорее всего, он убедился ещё в тюрьме.
Злости не возникало. Хотелось даже пожалеть – ненадолго в ней пробудился человек, – но необъятная, расползавшаяся до кончиков пальцев радость заглушала другие чувства.
— С каких пор мертвецы по земле расхаживают? – Она склонила голову набок. Скрежет приближался: его звучание усиливалось, нарастало, множилось. Теперь он не принадлежал единственному источнику.
Сонхи коротко и напряжённо оглянулся на окно, за которым чернела глухая ночь. Услышал?
— Труп на бумаге не всегда труп по факту. Кто тебе сказал, что она умерла? – нарочно растягивая гласные, изрёк он. – Министр? Извини, королева, твой охотник принёс тебе лёгкое и печень молодого оленя.
— Не только меня провели, – прошептала Эйвилин.
На её вызывающий тон волшебник с упоением втянул воздух. Его глаза потемнели.
— Тебя обманули. Ему не раскрыли правду. Разница огромная.