Как вы мне все надоели !
Шрифт:
– Кончилась наша каторга!
– шумела одна, утирая потный лоб.
– Теперь-то поживем в свое удовольствие!
– восклицала другая.
– Теперь-то отдохнем!
– вторила третья, маленькая, взмокшая, лохматая. И, кряхтя, поднимала охапку досок - крепкому мужичку впору.
Жилло, грешным делом, подумал, что это они тюрьму для ревнивых мужей строят. Но, оказалось, ошибся. Потому что мужья изнутри сарая трудились поаккуратнее жен и без воплей, но тоже достаточно бестолково.
– Послушай, хозяин, - обратился Жилло
– Не скажешь ли, где ближайший постоялый двор? А если поблизости нет, не запряжешь ли лошадку, не довезешь ли до Кульдига? Я заплачу.
– Запрячь нетрудно, минутное дело - запрячь, - охотно отвечал мужичок.
– Только я один это дело решить не имею права. Лошадь моя теперь - общая, и сам я, как при ней состоящий, тоже, выходит, общий. Соберемся и решим...
Вспомнил Жилло девку из кабачка, которую капитан отбрил, и вздохнул совсем люди одичали... А мужичок позвал пятерых приятелей, и стали они судить да рядить - может ли он на день с лошадью из поселка отбыть или не может.
– С одной стороны, лошадь нам сейчас, когда общественный хлев под крышу подводим, все равно ни к чему, - рассуждали мужички.
– А с другой стороны, проезжий человек за лошадь заплатит, и что мы с этими деньгами делать будем?
– Как это что?
– изумился Жилло.
– Не такие уж великие деньги. Пропьете!
– Не имеем права, - сурово отвечал строитель постарше прочих.
– У нас теперь, когда все общим стало, список утвержден - какие деньги на общую кормежку, какие на общий пропой. Знаешь, что такое новые деньги в список внести?
– А почему это их внести нельзя?
– спросил Жилло.
– А потому, что у нас есть список доходов и список расходов. В доходах - за продажу зерна, за продажу репы, за холсты, ну и так далее. А за доставку проезжих в Кульдиг строчки нет. Куда мы эти деньги запишем?
Жилло почесал в затылке.
– Разве обязательно записывать? Просто дойдите с моими деньгами до ближайшего кабака и пропейте.
– Женщины в кабак не пойдут...
– вздохнул тот мужичок, что попался ему первым.
– Они уж снести его грозились...
– При чем тут женщины?
– все еще не понимал Жилло.
– При том, что по законам равноправного народа и есть нужно вместе и поровну, и пить - тоже.
– А разве обязательно им докладывать?
– и Жилло покосился на женщин.
– Узнают!..
– хором вздохнули мужички.
Посовещались еще немного. И дождались - женщины обратили внимание на бездельников. Две самых бойких подошли - призвать их к порядку.
И сбылось предчувствие! Посмотрела одна из них на Жилло, посмотрел он на нее... Четырнадцать лет не виделись, а узнали друг друга.
Как-то так само получилось, что ушли в сарай мужички, ушла и вторая женщина, а Жилло и былая его подруга все стояли, не решаясь взяться за руки.
– Ну, здравствуй, -
– Здравствуй, что ли, - отвечала она.
– Как это ты к нам забрел?
– Да вот на шхуне плыл, на "Золотой Маргарите", - честно сказал Жилло.
– Им в Кульдиг идти было не с руки, они меня здесь на шлюпке к берегу доставили. Объяснили - добираться недолго.
– Гляжу, ты почтенным человеком стал. В городе живешь?
– В городе.
– А мы с мужем - в поселке. Смотри ты, какой плащ...
И помолчали оба, не находя, что бы еще сказать.
– Я тогда не догнал тебя, - решился наконец Жилло.
– Говорили, что все вы в плен попали, что вас увели...
– Так и было. Но что ни делается, все к лучшему. Мы шесть лет городские поля пахали и городской скот пасли, и за это нам землю дали. Место - замечательное, правда, земля скверная. Но ничего, был бы скот, а уж мы землю в человеческий вид приведем.
– Красивый у вас поселок, - кивнув, сказал Жилло.
– Дурацкий!
– вдруг рассердилась она.
– Строили, мучились, как построили - оказалось, все не так! Ты погляди, Жилло, это же уродство двадцать хибарок, каждая - как собачья конура! Нам на днях из Кульдига картину прислали, как наш поселок должен на самом деле выглядеть. Вообрази - один большой красивый дом, где все женщины живут, другой - где все мужчины, третий - где все дети, и четвертый - где все старики! Никаких тебе конурок, окна высокие, комнаты просторные. Живу я, скажем, с Анной или с Люцией в одной комнате, и никто под ухом не хнычет, никто трубкой не дымит, чистенько у нас, красиво. И не нужно с утра до вечера по хозяйству суетиться. Пошел на поле, поработал, сколько нужно, пришел - ступай в общую столовую, там тебе уже миску на стол поставили.
– А кто стряпать-то будет?
– в который раз изумился Жилло.
– Стряпать? Откуда я знаю? Из Кульдига еще не прислали распоряжения, кому у нас стряпать. Вот пока общий хлев построим, каждый будет у себя дома питаться. А потом - не знаю. Должны же они прислать распоряжение! А то - никакого равноправия. Женщина - кисни над плитой и над пеленками, а эти поганцы - трубочку в зубы и довольны! Нет уж, с нас хватит!
– Угомонись, Эрна. Так же всегда было, - напомнил Жилло.
– Женщина стряпала, мужчина пахал...
– Ну и неправильно все это было!
– заявила она.
– Погляди на меня, я что, пахать не смогу? А вот он пусть котел картошки начистит! Правильно придумала Равноправная Дума, теперь нам, женщинам, жить будет легче, кончилась наша каторга.
– Видно, не нужен тебе больше твой муж, - усмехнулся Жилло.
– А что в нем хорошего? Такой же бездельник, как и другие. Сын - и тот не от него...
– Сын?
– Жилло уже потерял способность изумляться. Конечно, было невероятно, что Эрна родила тогда ребенка, но он вдруг понял - это случилось, уж очень она хотела.