Как живется вам без СССР?
Шрифт:
…Нас непременно арестуют до двух часов, — уверенно сказал Григорьев.
…Через два часа нас действительно всех арестовали и препроводили в Басманную часть, за Красными воротами.
Через несколько минут мы очутились в зловонном коридоре подвального этажа Басманной части. Так мы просидели довольно долго, прислушиваясь к разнородным звукам, несшимся из соседних камер. Тут были пьяные песни, крики, ругательства… Тогда городовые принимались бить их смертным боем… Впоследствии я много раз писал об убийствах, совершаемых повсеместно в наших участках.
…Мои еще недавние намерения и мечты матери, связанные с дипломом, разлетелись прахом… И пусть… Нет, я уже не пойду на службу
Где в этой описанной Владимиром Галактионовичем реальности девятнадцатого века, в которой было так много хамства, глупости и подлости, еврейское противостояние?
Из-за подачи коллективного письма руководству Академии молодой Короленко оказался на каторге, где встретился с тысячами таких же деятельных честных и талантливых людей, которые не могли спокойно проходить мимо глобальных злодеяний власти: и разворовывания северных лесов, чиновничьего беспредела, и отношения к мужику по-прежнему, как к крепостному… Короленко описал множество исторических лиц, встреченных в тюрьмах, по пути на каторгу, увидел много революционных романтиков, но людей с еврейскими фамилиями, принимавшими активное участие в той борьбе, в романе «История моего современника» мало.
«Только долго спустя я осмыслил себе душевную трагедию этого погибшего… поколения. Жизнь была пересмотрена вся и вся отвергнута… Скоро интерес отрицания был исчерпан до дна». (В. Г. Короленко, «История моего современника». Л., «Худ. литература», 1990 г., т. 4, с. 403).
В журнале «Огонек» (№ 1, 1913 г.) на первом развороте новогоднего номера были опубликованы пожелания поданных Российской империи. Присяжный поверенный Н. Карабчиевский пожелал фажданам своей эпохи: «Взаимное раздражение, злоба и человеконенавистничество — заливают все вокруг. Воздух отравлен запахом крови и разлагающихся трупов. Плен, тюрьма, самоубийства — самые яркие элементы нашей действительности. Тошно и нудно жить, а жить нужно и жить хочется… Давайте же жить дружно и жить давайте другим!».
Статский советник Колесников сказал в 1913 году фактически о том же:
«В жизни России, в ее культурных стремлениях, в ее социальном и экономическом строе, в литературе и искусствах и вообще вопросах, составляющих общую гармонию жизни страны — мало гармонии. Я бы от всей души желал, чтобы вся нестройность слилась в один стройный аккорд».
На сцену вышли исторические силы, пожелавшие эту «нестройность гармонии жизни» превратить в один «стройный аккорд»… Их задачи осветил Г. В. Плеханов:
«Что бы ни говорили явные и тайные, корыстные и бескорыстные защитники капитализма, несомненно, что увеличение трудности борьбы за жизнь и это умножение шансов нравственной испорченности означает ухудшение быта рабочих. В этом отношении XIX век был для них неблагоприятен.
Но он был чрезвычайно благоприятен для них в другом направлении. Он дал им — или, по крайней мере, их передовой, наиболее чуткой и развитой части — то, что для них важнее всех материальных благ и без чего невозможно коренное улучшение их участи: ясное осознание непримиримой противоположности их интересов с интересами эксплуататоров и твердое убеждение в том, что освобождение рабочих должно и может быть делом самих рабочих» (Г. В. Плеханов, «На пороге двадцатого века»).
К этой перекличке голосов того времени подключается Иван Иванович Скворцов-Степанов, в дальнейшем первый переводчик «Капитала» К. Маркса. В своей статье «К Юзовской катастрофе» он пишет: «Капитал уверяет, что он не может отказаться от своего священного права убивать рабочих
Один к одному — сегодняшний день XXI века. Помните визит Путина в Пикалево… Премьер вынуждает заплатить зарплату рабочим, а владелец «заводов и пароходов» в ответ бурчит: «неэффективно».
Из далекого прошлого отвечает ему Иван Иванович Скворцов-Степанов: «Не сердце, а карман — самое чувствительное место капиталиста».
Если бы эти слова повторил перед телекамерой В. Путин, цены ему в истории не было бы. Но, увы, Путин представляет интересы крупного капитала и следит лишь за тем, чтобы хоть какая-то пайка доходила до простого работяги: смертность в стране и без того так велика, глядь, и без страны останешься. Вот позору будет на все тысячелетия! Мол, был народ, да почему-то дружно, до единого человека проголосовал ногами вперед, вроде как скрылся в водах Онежского озера.
Нерон… лишь Рим угробил, однако не целую страну, как нынешние Геростраты.
«Капитал везде остается капиталом», — заметил Скворцов-Степанов 100 лет назад, и мы сегодня признаем правдивость его слов. На всем пространстве 15 республик как Мамай пробежал: уничтожены заводы, фабрики, колхозы, убита наука, сокращены расходы на образование.
«Вы, сытые господа, — писал Иван Иванович в начале прошлого века, — любите с сознанием своей просвещенности говорить о нашем невежестве. Поостереглись бы, милостивые государи. Это — ведь прямая ваша вина, что школ недостаточно, что наши заработки не дают нам возможности учить наших детей. Прямая ваша вина, что ваши убогие школы не дают знаний. Мы это знаем, между прочим, по этой же причине мы требуем 8-часового рабочего дня, чтобы получить хоть некоторый досуг для расширения своего кругозора. И как раз по этой же причине мы требуем свободы союзов, потому что через них сумели бы организовать курсы, которые дали бы побольше, чем наши жалкие школы. Вы, почтенные фарисеи, морщитесь? Вы теперь видите, как неудобно начинать разговор о нашем невежестве?».
«Вы лжете, г. Коковцев, — писал Скворцов-Степанов в 1908 году, — послушать вас, так выходит, как будто рабочий класс когда-нибудь отрицал необходимость труда. Вы лжете, почтеннейший фарисей. Рабочий класс никогда не отрицал необходимости труда. Напротив, он всегда отрицал право на существование таких бездельников, которые, как вы, живут без труда и отнимают результаты труда у тех, кто работает. Он протестовал против такого строя, когда бездельники захватили себе все блага и поставили рабочих в положение, при котором бесконечный труд едва обеспечивает им голодное существование, грозит преждевременной старостью, увечием, могилой. Но от такого протеста мы никогда не откажемся. Такие катастрофы, как юзовская, могут только вдохнуть новые силы в нашу борьбу за наши собственные интересы, за будущее наших детей, за создание нового общества, где не будет вампиров, высасывающих кровь своих ближних».
И вот эта борьба наших трудолюбивых предков 100 лет назад против своего полуголодного существования, преждевременной старости, против полного бесправия, когда за труд, как и нынче, зарплату не всегда платили, сидящая за моим столом гостья называет еврейской возней против русского народа…
Кстати, не только Галина революцию 1917 года называет жидовской. Белогвардейцы, власовцы многие годы тешили себя тем же. Их газеты, журналы, которые они выпускали за рубежом, читать невозможно: столько в них грязи, злобы, яда, просто диву даешься, как сами этим же не отравились?