Как живется вам без СССР?
Шрифт:
Так что на территории Германии Андрей Петрович, когда его земляки в армии один за другим погибали на полях сражений за Родину, оказался сознательно. Как трус. Фактически как предатель.
— Тут немцы меня и мобилизовали… во Власовскую армию, но вначале направили в школу фельдшеров.
Курсы закончились одновременно с войной. Воевать как будто не успел.
— Огляделся, встретил у немецкого бауэра Татьяну, и мы вместе с нею ушли во Францию. Потом уж перебрались в Канаду. Для меня главным в ту войну — жизнь свою сохранить и ни в кого не стрелять.
Но не таким уж пацифистом был Андрей Петрович, как это ему хотелось бы нынче выглядеть. Леон чуть позже рассказывал, что во власовской армии друг
В Канаде же, когда опять предстояло выжить любыми путями, на рытье канав он долго не задержался. Жизнь с социального нуля показалась невыносимой, потому, не колеблясь, пошел преподавать русский язык в школу канадских разведчиков, которые потом на Аляске подслушивали переговоры советских военных на Камчатке. Оттого пенсию (опять же на предательстве Родины) заработал большую, но, к чести его, всегда помогал своим внукам, живущим в Брянске. Брошенным в войну на произвол судьбы жене и детям помочь не пришлось. Жизни их в восстанавливаемой от разрухи стране были короткими. Жену и дочь онкология скосила, сына — туберкулез. Но Андрей Петрович не себя винит за то, что не был рядом с ними в трудные годы, обихаживая лишь собственную шкуру, а советскую власть, вот, мол, негодяйка, не позаботилась об оставленных им родственниках…
Спустя много лет так сложилось, что внучка Федора Парфеньевича Богатырчука Галя и Елена, дочь Андрея Петровича, подружились, оттого Елена почти все знает о жизни своей подруги.
— В колледже после многочисленных дразнилок у Гали и случился первый психологический срыв. Она лежала в больнице, потом ее перевели в частный колледж, вроде училась неплохо, но впоследствии работать с людьми не смогла. Никогда. Даже общается трудно. Живет на ренту, которая осталась от семьи.
— Других внуков у Богатырчука не было?
— Были. Два внука и еще одна внучка.
И у каждого из них тоже была большая трагедия… Парни выросли, закончили университет в Оттаве, юридический факультет. Ни деда, ни родителей, которые оплачивали учебу, на выпускной вечер почему-то не пригласили, а когда вернулись домой с дипломами в руках, сели за один стол с родителями и сказали:
— Бабушка и дедушка, папа и мама, выслушайте нас и поймите. Нам стыдно за то, что мы русские, мы никакого отношения к России иметь не желаем. Мы — англосаксы. Мы — британцы. Прощайте. Нас не ищите.
После этого Федор Парфеньевич Богатырчук, известный шахматист своего времени, потом главный врач фашистского госпиталя в Киеве, глава Украинского Красного Креста, видно, у фашистов была напряженка с кадрами, коль многое воплощалось в одном лице, внуков не видел. Парни исчезли, будто и не было их в семье. Осели они в разных городах Канады, изменили фамилию, один так и не женился, второй женился поздно, сказывают, растет пятилетняя девочка, которая и не знает, что у нее русские корни.
— А еще одна внучка?
Беды одна за другой в Канаде буквально ходили за Богатырчуками. Образованная интересная девушка любила с отцом ездить в геологические экспедиции на север, многие геологические коллекции университета в Оттаве были собраны их руками, влюбилась в женатого человека, который обещал жениться, но потом сказал иное:
— Жена ждет второго ребенка. Извини, мы должны расстаться.
Девушка молчком рассталась. Не только с несостоявшимся женихом, но и с… жизнью.
Итого в доме из всех внуков осталась одна Галя. Дед, который служил немцам, прожил 92 года, а вот добрейшая миловидная женщина, волею судьбы родившаяся в доме Федора Парфеньевича, продержалась на этом свете в два раза меньше. В тот момент, когда я получила от нее в подарок книгу, Галя уже была обречена. Онкология змеюшным клубком свернулась в ее изысканной фигурке, и через несколько лет после моего отъезда этой славянки, будто цветок,
Что случилось с книгами? Не знаю. Во всяком случае, приживалки, удравшие в чужую страну уже из демократической, по рецептам их мечты, России, все время вились вокруг благополучной Гали, и хочется надеяться, что они хоть что-то да перевезли в Россию. В ином случае — книги ушли на помойку. Неужели только для этой свалки около дома в крошечном переулке Оттавы их много лет назад и вывезли воровски из библиотек Киева?
Странно все сложилось и у Андрея Петровича. Канадская ветвь его — внуков почему-то не дала, а вот в России, в нищем Брянске, на далекой и когда-то преданной им Родине, молодая поросль пошла двойнями. И дни свои Андрей Петрович в Оттаве кончил тем, что часами разглядывал кадры самопального видео с сидящими на горшках веселыми замурзанными ребятишками и… плакал. Он тоже по-своему был обречен: никогда их не увидеть, не погладить детей по головкам, не шепнуть им ласковых слов. Да и какие слова сказал бы правнукам этот человек? Прививал бы и своим потомкам психологию предательства?..
— Вам надо уважать наши идеалы, — предупредил меня Андрей Петрович, но моих идеалов уважать не собирался, потому как-то с удовольствием ляпнул:
— Ну, что, е… твои коммунисты?!.
Что ответить, коль и впрямь больше нет в России советской власти? Пришлось напомнить, выиграла ли из-за этого российская родня Андрея Петровича?
Деньги, которые приходили в Брянск из-за границы, потомкам его почему-то не особо помогали. Заводы, на которых парни прежде получали за честный труд честную зарплату, были закрыты, а ларек, который они открыли по продаже мыла и стиральных порошков (при помощи дедушкиных долларов), вскоре был обворован. Круг замкнулся.
— Да, — притворно согласилась я с провокационным вопросом Андрея Петровича и, зная о тяжелом материальном положении его брянской родни, добавила в спор немного объективности: — Однако… вместе с вашими правнуками.
Хозяин дома побагровел, приподнялся… Даже за палку схватился.
На кухню выскочила Елена и закричала:
— Ну, папа, ну, Лариса, перестаньте…
Мы, как нашкодившие школяры, примолкли, а после ее ухода…
— Знаете, почему? — спросила я. — Бизнес у нас, впрочем, как и во всем мире, разрешенный, то есть политический. Чем больше связей в политике, тем крупнее бизнес. А ваши ребята недостаточно образованны, чтобы занять высокое место среди элиты. Да еще и честные, наверно.
Старик недовольно засопел, но ничего в ответ не возразил.
Так о чем же сообщал Федор Парфеньевич Богатырчук в своих мемуарах, которые он начал писать спустя тридцать лет после окончания войны?
«Отец мой, сын священника, — вспоминает он, — обладал приятным голосом, играл на скрипке и был дирижером церковного хора во Флоровском женском монастыре в Киеве. Он был домовладельцем и имел кое-какие средства, так что мы жили безбедно. Будучи лет сорока, он не устоял перед чарами одной из своих певчих, восемнадцатилетней златокудрой красавицы, женился на ней, и первым плодом их любви был автор настоящей книги, родившийся в 1892-м году. Отец умер, когда мне не было пяти лет, и через два года мать вышла замуж за чиновника одного из правительственных учреждений. Отчим придерживался весьма либеральных взглядов, пел и играл на пианино и, по-видимому, был очень интересным человеком, ибо в нашем доме постоянно толклись представители разнообразного богемствующего люда, которых отчим угощал приятными разговорами, а мать вкусными яствами. Вскоре, однако, капитал отца был прожит, отчим скрылся с горизонта, оставив на попечении матери трех детей. Нелегко ей, бедной, пришлось выводить нас в люди. Мне как старшему довелось немало потрудиться, чтобы и ей помочь, и самому закончить университет.