Как живется вам без СССР?
Шрифт:
В правоте авторов письма у нас еще будет возможность убедиться. А пока врач Богатырчук занимается рентгенологией костей и суставов, в 1940 г. защищает диссертацию на степень доктора медицинских наук, становится профессором. В этот период он выезжает за рубеж не только как шахматист, но и как ученый, для участия в международных конференциях.
Но сам Богатырчук таким же добром советскому государству не платит, он по-прежнему ненавидит все вокруг и не верит ничему тому, что читает на страницах советских газет.
Кризис в США в 30-х годах? Ложь. «Никто в СССР эти описаниям не верил, считая их досужими выдумками советских
Немцы вошли в Киев 19 сентября 1941 года, а уже 29 сентября на улицах появились объявления с приказом всем евреям — жителям Киева явиться на следующий день в район еврейского кладбища с документами, драгоценностями, теплыми вещами и продовольствием на три дня.
И люди пошли, многие добровольно, потому что не верили советской власти, а члены еврейского комитета успокаивали народ, мол, «немцы — враги, немцы суровы, но они все же культурные люди, мы должны верить обещанию командования…» (А. Толстой, из статьи «Коричневый дурман». М., «Советский писатель», 1984 г., с. 254).
Так возник Бабий Яр, в котором тысячи жертв нашли свою смерть отчасти и по своей вине. Ведь многим из них Советы предложили эвакуироваться, но граждане сознательно не сделали этого.
«У нас прибавилась еще одна проблема, как спасти себя от принудительной эвакуации вглубь СССР», — признается Федор Парфеньевич на страницах своей книги (с 126).
«Наступление немецких войск развивалось стремительно, — отслеживает события тех дней в 2006 г. Никита Китайгородский в своей статье „Персона нон-грата советских шахмат“, посвященной Богатырчуку, — менее чем через три месяца после начала войны частям Красной Армии пришлось эвакуироваться вглубь СССР, и многим киевлянам нечестные врачи, конечно, за мзду, выдавали справки о несуществующих болезнях и необходимости соблюдать постельный режим».
Как вспоминал Богатырчук, сотни людей (в том числе мужчин призывного возраста) попросту прятались на чердаках, в подвалах, пытались «подстраховаться». Федор Парфеньевич в их числе: «Меня „укусила“ никогда не существовавшая бешеная собака, и я проходил курс воображаемых прививок у местного бактериолога».
То есть Федор Парфеньевич поступил по своей старой привычке: проводил уходящую власть… до моста, с легким сердцем смылся из ареала обитания Советского Союза и тут же побежал служить следующей власти — фашистской: «27 сентября было созвано общее собрание киевских врачей, на котором я был избран их представителем для связи с немцами. Мне пришлось иметь дело, главным образом, с главврачом гарнизона, доктором Р…» (с. 128).
«Приход к власти и возвещенная им (Гитлером. — Л. Я) вначале борьба против коммунизма окрылила меня и иже со мной живущих надеждами на гибель коммунизма в неминуемой схватке между Сталиным и Гитлером», — признается Богатырчук, хотя в это время на Западе, как заметил и Федор Парфеньевич, господствовала другая концепция, английская, мол, «плохая или хорошая, но это моя страна».
Что ж, мудро… Эта позиция куда умнее и честнее коллаборантской.
Богатырчука же эта английская концепция не волновала, вскоре он возглавил Украинский Червоный Хрест, который работал
«Одним из первых мероприятий Красного Креста было открытие Бюро по розыску военнопленных, которое совершенно безвозмездно эти розыски производило. Поэтому явной неправдой являются утверждения советчиков и им сочувствующих, что мы на этом „розыске“ заработали много денег. Точных цифр я не имею, но знаю, что мы помогли не одной тысяче жителей Украины разыскать своих близких» (с. 132).
Только какова потом была их судьба? В союзе с фашистами искать военнопленных? И насколько безвозмездно? И чем это потом обернулось тем, кого нашли? И почему председатель Красного Креста никогда не помогал врачам — евреям, полукровкам, в чем сам признается на страницах своей книги, ибо он, видите ли, «был бессилен сделать что-либо для них, как и доктор Р., и об этой своей беспомощности должен был говорить всем обращавшимся ко мне» (с. 131).
Как же хитро, изворотливо написана эта книга! Даже спустя 30 лет Богатырчук не назвал ни одной фамилии из тех немцев, с которыми во время оккупации контактировал. Все персонажи то С., то Х., попробуй проверить даже спустя много лет, подлинно ли изложенное? Возможно, на момент создания мемуаров те фашисты еще были живы. Видела же я в Канаде в 1999 году командира фашисткой подводной лодки, который спокойно жил в Торонто, и никакие еврейские организации его не разыскивали. Вот и фашисты в книге у Богатырчука все порядочные, сглаженные временем и подкрашенные авторским двурушничеством (кроме, конечно, Гитлера и Гиммлера), абсолютно, видите ли, не ведающие, какие приказы выполняют. И ни на одной странице нет слова «фашист». Свои же, как можно клясть даже спустя много лет?
«Если бы не генерал Х. и не многие подобные ему порядочные люди Германии, то бредовые идеи Гитлера и его подручных нанесли бы еще больше вреда…» (с. 134).
А что порядочные люди Германии вообще не пожелали сотрудничать с гитлеровским режимом и оказались либо в изгнании, либо в концлагерях, это Богатырчуку даже в голову не пришло.
В Киеве фашисты устроили облаву, забрали в гестапо членов Городской Управы, Красного Креста, многих расстреляли, но, елки-дрова, нашего героя опять отпустили, хотя и опубликовали заметку о расформировании Украинского Красного Креста из-за крупных в нем злоупотреблений. Даже фашисты обвиняли Федора Парфеньевича в воровстве, но тут же к Богатырчуку домой является депутация из сотрудников институтов Рентгеновского и Экспериментальной Биологии с просьбой «организовать и возглавить новый институт, используя сотрудников и имущество, оставшихся после эвакуации. Немцев особенно прельстило предложение проф. Н. Сиротина — разработать новую сыворотку, предохраняющую от сыпного тифа, вспышки эпидемии которого немцы очень боялись» (с. 141).
— Немцы деда очень уважали, — рассказывала мне спустя много лет внучка Федора Парфеньевича Галина Елецкая. — Он ведь крупный специалист. Многим немецким солдатам помог. Особенно с переломами.
Неужто Федор Парфеньевич и впрямь был завербован, коль его даже из гестапо отпускают, а потом позволяют открыть еще и Медицинский факультет? Мало того, дают командировку для поисков экспериментальных животных в Берлин, где он удивлен антигитлеровскими настроениями среди немцев, однако успокаивается, когда знакомится с генералом Власовым.