Как живется вам без СССР?
Шрифт:
Вначале задание Краснова было несложным: охранять знаменитые винные погреба в Новочеркасске.
— Мы с отцом ночами не спали, винтовки из рук не выпускали!
— Дмитрий Иванович, — удивилась я, еще не врубившись в ситуацию, — вы от фашистов охраняли склад?
— Нет…
— От мужиков, которые вырастили виноградники, а потом сделали это вино?
— Ну да, — спокойно ответил Дмитрий Иванович. — Дай им волю, так разворовали бы все!
— А что плохого в том, что они в войну утянули бы 2–3 бутылки и поменяли бы их на хлеб? Для детей?
Под теплым небом в окружении
Дмитрий Иванович поправил на себе майку и похвастал:
— Я боролся с режимом!
— С каким?
— Со сталинским!
— Вы стреляли в вывеску со словами «сталинский режим» или в живых людей? — изумленно спросила я и объяснила, почему он был неправ: — Вы же могли попасть в моего отца…
— Он что, воевал? — смутился вдруг Дмитрий Иванович.
— Конечно.
— Он живой?
— Погиб. На войне.
Хозяин дома с красивой русской фамилией Журавлев, произнесешь которую и видишь над головой улетающий клин, потемнел лицом, а рядом поигрывала доской в руках его жена, как я потом узнала, лютая бандеровка. Такая лютая, что впоследствии не раз лупила и собственного мужа.
— Вам не кажется, Дмитрий Иванович, что ваш отец неправильно ориентировал вас в жизни?
— Как так? — искренне удивился он.
— Вы ушли из страны в 1943 году, когда началось наступление наших войск под Сталинградом. Когда вы в следующий раз увидели свою мать?
Он опустил голову, выдавил неохотно:
— Уже в могиле. Лишь год назад я впервые был в России.
— Почему тогда вы ее с собой не взяли?
— У нее же были маленькие дети… — дал он какое-то странное, инфантильное объяснение.
— Почему только у нее были дети? Это же ваши братья, ваша мать… Каково ей потом жилось с детьми в русской деревне, когда все знали, что она… жена и мать ушедших с фашистами? Ее же бабы, потерявшие в войну мужиков, сыновей, отцов, заклевывали… Когда она умерла?
— В 1948 году.
— Значит, ваши братья росли в детдоме?
Дмитрий Иванович в фильме-самопале, который сделала его дочь, с гордостью поведал о том, как он в Апеннинах расстреливал итальянских партизан, в отрядах которых были и советские люди. Не от его ли пули погиб в Италии знаменитый могучий русский красавец Федор Полетаев, волею военной судьбы оказавшийся в итальянских горах?
В ту минуту, когда я сидела во дворе матерого в прошлом фашиста, я не догадывалась, что из Советского Союза в Канаду, как правило, после войны подваливали только диссиденты, только подонки нашего общества, с местечковым плохоньким умом, ангажированные лишь на скверные рассказы о нашей жизни. По этой причине Дмитрий Иванович, приняв меня за «человека из своих, хоть и оттуда», сразу же раскрыл все, чем жил и дышал прежде. А дыхание это, несмотря на Нюрнбергский процесс, по-прежнему было скверным. Рядом же все еще поигрывала доской его жена. С таким же омерзительным настроением.
Что там «Смерш» в биографии этой женщины? Бойцы «Смерша» рядом с нею просто бездельничали в войну. Она переиграла все разведки мира, когда сбежала от немецкого
И я, гость с ненавистной, по их меркам, советской стороны, конечно же, в эту минуту им не нравилась. Мне эти люди, стрелявшие в собственный народ, тоже не нравились. Поняв это, мой провожатый спохватился, спешно начал прощаться.
Господа создатели лютых антисоветских агиток! Вы начали раскапывать могилы… Но в них может оказаться совсем не то…
Когда досконально, дотошно все будет изучено, а главное, честно, неторопко описано, вдруг окажется, что многие родственники диссидентов, сидевшие в сталинские времена, были не теми героями, за каких их нынче выдают.
Самым неожиданным образом могут обернуться дела «отцов и детей Арбата». Тут найдутся, подобно Рябушинским, сомкнувшиеся с германским фашизмом, недобитые красновцы, опустившиеся до расстрелов из-за бутылки вина своих же простых советских людей…
Александр Косухин, начальник «золотого эшелона», который Колчак хотел вывезти из России, пять вагонов с золотом — 1236 ящиков — вернул в освобожденную Казань. Через десяток лет на Печоре его столкнули с палубы парохода в ледяную могилу. Сотворить это мог только один из «отцов Арбата».
Герой романа Льва Смоленцева «Последний скит», в основе которого — «остроконфликтные ситуации времен исследования Печорского края», Пермяков Перфил Гордеевич, бывший председатель облисполкома Коми, тоже попал за колючую проволоку, но прекрасно знал, кто отправил его в лагерь, и через много лет потомку банкира говорит в романе об этом прямо в лицо:
«Твой папаша (Рябушинский Павел Павлович) с бывшим шеф-жандармом в наше ОГПУ не только на них „разоблачиловки“ подсунули. Выкашивали геологов, покушавшихся-де на „их“ Печорский край, поголовно. Начали еще при царе с Журавского. И меня не миновали. А за что?»
«…Ефремово злато… Зеленовское злато… уносил племянник Королевского Пингвина в лагеря для спасения нужных Рябушинскому и Чалову заключенных, попавших в лагеря помимо Чалова, но по его дьявольскому навету через тайные разведки европейских государств, заметенных повальной сталинской метлой. Зеленов, запущенный в геологоразведку Печерских лагерей, не скрывал от Иадора цель выноса частями золота Рябушинских:
— Во спасение Сталиным обреченных… Им дотерпеть до скорой войны надо».
Значит, рассчитывали, что в войну, уничтожив миллионы советских людей, вернут-таки свое барахло.