Камень Апокалипсиса
Шрифт:
— А! Вот тут ты не прав! Есть «особый случай номер шесть», — ответил Колдуэлл. — Он-то и есть ключ. Там сказано, что генпрокурор имеет право вмешаться, если дело касается «детской порнографии и иного откровенно сексуального видеоматериала с участием детей».
— Это же дело об убийстве, а не о порнографии!
— Попробуй с трех раз угадать, что копы нашли у Амиля в компьютере. Не напрягайся, я и так скажу: снимки маленьких девочек. Связанных и так далее. Садомазохизм. Он их загрузил из Интернета. Это, друг мой дорогой, и есть тот самый веб-шлюз, через который я смогу приконнектиться к делу.
— Ты серьезно думаешь, что губернатор
— Эй! Губернатор уже сам создал прецедент! Не забыл еще телеведущего? А потом, даже если у него хватит духу пожаловаться в Верховный суд, так там полно демократов. Есть, правда, одна парочка, которая может мне помешать…
— Кто?
— Ваш же, местный. Прокурор Джейкоб Уиллер. Вот он мог бы выразить протест. Но мы с тобой знаем, что он уже сейчас трясется в своих тапочках «Джей-Си Пенни». Боится, что угробит это дело. И правильно делает, что боится! Ему нужна помощь. Моя помощь. Поверь мне, Спенсер, с него не то что тапочки — носки слетят! К тому же у Уиллера есть вполне законная причина пригласить меня. Ему еще не доводилось вести дела об убийстве.
— Ну а кто вто… Постой, да мне, наверное, и спрашивать не нужно?
— Да, вторая помеха — это ты. Тут хоть в лепешку расшибись, а без разрешения окружного судьи у меня ничего не выйдет.
Насколько знал Спенсер, ни один из генеральных прокуроров штата Виргиния еще не выступал обвинителем на уголовных слушаниях по особо тяжким преступлениям. Если Спенсер даст «добро», то тем самым установит опасный прецедент. До сих пор всегда существовала неоспариваемая линия, граница юрисдикции между окружными судами и прокуратурой штата. Ведь работа генпрокурора заключается в том, чтобы вести надзор и рассматривать апелляционные дела в Верховном суде, а не выступать обвинителем в делах об убийстве на локальном уровне.
— В Шарлоттсвиле вот уже лет двадцать не выносили приговоров с высшей мерой, — заметил Спенсер. — Я даже не уверен, что город меня поддержит.
Действительно, хотя Шарлоттсвиль и был оплотом южан, по сравнению со своими ультраконсервативными соседями его можно было считать маяком либерализма. Все благодаря университету.
— Я искренне верю, что высшая мера в данном случае оправдана, — сказал Колдуэлл. — Этот панк украл ребенка, подвергнул его сексуальным истязаниям, а потом задушил. В подвале ее собственного дома, пока мама с папой спали наверху. Вот кошмар для любого родителя.
Спенсер взглянул Колдуэллу в глаза.
— Тейлор, я тебя знаю уже давно, — сказал он. — По крайней мере достаточно, чтобы понять, что родительские кошмары тебя не очень-то волнуют. Я думаю, это чистейший пиар. Ты хочешь видеть свое лицо на первых полосах и в теленовостях, как раз перед началом избирательной кампании на пост губернатора.
Колдуэлл изобразил комическое негодование:
— Пиар? Для меня? Да никогда! — Помолчав, он добавил: — Чего уж там… Пойми, это дело может стать для меня тем счастливым билетом, что распахнет дверь в резиденцию губернатора. Мои аналитики говорят, что у Андерсона есть только одно уязвимое место, когда речь идет про его драгоценных избирателей из северной Виргинии. Он неправильно оценивает их отношение к смертной казни… Ты помнишь дело Вайделя Мовера?
Конечно, Спенсер помнил. Умственно отсталого негра Вайделя Мовера признали виновным в убийстве восьмидесятишестилетней старушки из
Колдуэлл продолжал:
— Понятия не имею, почему Андерсон решился на свой следующий шаг. Может, совесть заговорила, а может, хотел показать миру, что он не такой уж ультрарадикальный правый экстремист… Да бес его знает, может, он просто последовал идиотскому совету своих помощников! Как бы то ни было, наш губернатор сказал Кэтти Курик на телешоу «Сегодня», что у него появились серьезные сомнения в самой идее смертной казни и что он вряд ли теперь сможет поддерживать такие приговоры.
Колдуэлл сделал драматическую паузу, желая подчеркнуть важность своих слов.
— Так вот, Спенсер, мы с тобой отлично знаем, что в Виргинии не все так просто, когда речь заходит про высшую меру. Черт возьми, это мы первыми в Новом Свете повесили какого-то злосчастного дурня в самом начале семнадцатого века! Мы казнили больше женщин и детей, чем любой другой штат во всей стране! А возьми пятьдесят первый год? Отправили на тот свет восемь мужиков за семьдесят два часа. После того как Верховный суд объявил высшую меру слишком субъективным и капризным приговором, наши законодатели потеряли сон, лишь бы поскорее разработать новые основания и вернуться к любимому занятию. С тысяча девятьсот восемьдесят второго года мы казнили больше заключенных, чем любой другой штат, если не считать Техаса. А у них куда больше населения!
Спенсер и сам отлично знал статистику.
— Виргинцы не просто обожают сажать на электрический стул, — настаивал Колдуэлл, — мы весь процесс поставили на поток! Возьми, к примеру, апелляцию. После того как судья подпишет высшую меру, осужденному дается только двадцать один день, чтобы найти новые доказательства. Если не успеет, тогда он лишается права вообще о них упоминать. И не важно, что потом может всплыть на свет. Если доказательство не было представлено в срок, им нельзя аргументировать на апелляции!
Спенсер хмуро кивнул: среди адвокатов защиты это был очень болезненный, горячо дебатируемый вопрос. Имелись и другие противоречивые места.
— То же самое и с протестами защиты, — продолжал Колдуэлл. — Согласно Правилу одновременных протестов, адвокатам запрещено выдвигать какие-либо возражения на апелляции, если они ранее не были заявлены на исходном слушании по делу. Если заключенному попадется некомпетентный адвокат — все, пиши пропало. В нашем Содружестве есть и еще один симпатичный способ поскорее отправить осужденного на тот свет. Ты не хуже меня знаком с Правилами консервации доказательств. Окружной суд не обязан хранить улики после окончания судебного следствия. В большинстве случаев их просто уничтожают. Попробуй-ка найди биологический материал десятилетней давности для экспертизы ДНК!