Камень Апокалипсиса
Шрифт:
Затем Колдуэлл сказал:
— В мою бытность студентом один из преподавателей учил нас: никогда не следует упоминать имени обвиняемого на процессе, где рассматривается дело об убийстве. Он говорил, что всегда нужно произносить термин «подсудимый», тем самым напоминая присяжным, что совершено преступление и что на скамье сидит нечто не вполне человеческое. Но, дамы и господа! Сегодня я не хочу и не могу следовать совету моего уважаемого ментора! Потому что Лестер Тидвелл Амиль — это хладнокровный сексуальный хищник… насильник… убийца детей! И я хочу, чтобы вы помнили его имя и точно знали, что он совершил.
Готовясь
— Этот подонок замучил и умертвил одиннадцатилетнюю девочку. Не забывайте его имени, не забывайте того, что он содеял. И — заклинаю вас! — не забывайте имени Касси Арнольд и тех истязаний, которым он ее подверг!
Колдуэлл вернулся к прокурорскому столу на фоне всхлипываний из зала. Патти Делани медленно оторвалась от стула, постояла секунду и, в свою очередь, поднялась на подиум. К этому дню Спенсер уже несколько привык к ее непрофессиональному виду, однако сегодняшний светло-коричневый жакет выглядел на редкость не к месту. Дело в том, что он был украшен мужскими галстуками. На груди — справа и слева, будто военные награды — висело по три узких галстука: один ярко-желтый, другой черный в белый горошек, а третий — красный в зеленую полоску. Галстукам-бабочкам тоже нашлось дело: их пришили к плечам. В общем и целом Делани напоминала ходячую вешалку из магазина мужской галантереи.
Только она собралась открыть рот, как скрипнула дверь и в зал впорхнула Мелисса Ван-ден-Вендер. Судебный распорядитель провел ее к пустому стулу в первом ряду, куда мисс Алиса заранее положила лист бумаги с крупной надписью фломастером: «Занято». Если бы на месте Мелиссы оказался кто-то другой, Спенсер дал бы полную волю гневу. Однако он сдержался и, подобно всем остальным, молча следил за грациозной поступью супруги.
Патти Делани дождалась, пока Мелисса усядется, затем в упор взглянула на присяжных.
— Мистер Колдуэлл только что поразил нас вступительной речью. Надо отдать ему должное: он чрезвычайно умелый обвинитель. Для тех из вас, кто еще не в курсе, поясню: он также служит в должности генерального прокурора всего нашего штата, и, если процесс пойдет для него удачно и если газетные сообщения не обманывают, мистер Колдуэлл вполне может победить на выборах и стать нашим новым губернатором.
Она сделала паузу, оглянувшись на оппонента.
— Сомневаюсь, что к востоку от Миссисипи найдется хоть один гособвинитель, способный составить ему конкуренцию. И если пользоваться его приемами, я бы тоже хотела просить вас запомнить одну вещь. Такому талантливому прокурору, как Тейлор Колдуэлл, не составит труда засудить невинного человека.
На этом она поджала губы и, не вымолвив более ни слова, вернулась на свое место.
Явно возмущенный, Колдуэлл вскочил со стула.
— Ваша честь! Прошу консультации в вашем кабинете с участием представителя защиты!
Спенсер взглянул на часы. Почти полдень.
— Объявляется перерыв на обед. Но перед этим пара слов от меня.
Он посмотрел на присяжных.
— Обвинителя и защитника закон наделяет
— В жизни меня так не оскорбляли, — пожаловался Колдуэлл уже в дверях кабинета. Позади него плелся молчаливый Джейкоб Уиллер.
— Чем именно я вас оскорбила? — спросила Делани. — Тем, что признала вас способным юристом?
Колдуэлл свирепо взглянул на нее:
— Умно, ах как умно! То вы возражаете — дескать, меня нельзя именовать генеральным прокурором, а то вдруг сами с этого начинаете. И мне претят ваши инсинуации, будто я занимаюсь этим делом ради губернаторской должности. Политика не имеет ни малейшего отношения к рассматриваемому преступлению!
— К преступлению? Верно, не имеет, зато она ох как тесно связана с вашей манерой вести процесс!
— Господин судья, — обернулся Колдуэлл к Спенсеру, — далеко не в первый раз я слышу от мисс Делани обвинение, что дело имеет политическую окраску. Уверен, вы сами видели ее интервью в «Шарлоттсвильских курантах», где она обвинила и вас. Что вы якобы выбрали дату начала процесса, ориентируясь на предстоящие выборы. И этим она оспаривает не только мою непредубежденность, но и ставит под сомнение беспристрастность суда!
До сих пор Делани питала слабенькую надежду, что Спенсер не видел той статьи — что, конечно, было чистым самообманом. А если и видел, то за последние девять недель забыл про нее — что еще более невероятно.
— Достаточно, — устало произнес Спенсер. — Мистер Колдуэлл, сам по себе факт, что вы боретесь за губернаторский пост, превращает вас в очевидную мишень. И удивляться тут нечему. Более того, такой прием я лично нахожу избитым и дешевым.
Затем, обернувшись к Делани, он добавил:
— А если вас не устраивают мои решения или если вам хочется подвергнуть сомнению мои мотивы, советую обращаться в комиссию по этике, а не к газетному репортеру.
— Приношу свои извинения, ваша честь. — Делани покаянно попустила голову. — В тот раз я высказалась просто в запальчивости. Могу ли я кое-что предложить?
— Прошу.
— Мистер Колдуэлл настаивает, что политика здесь ни при чем. Если это правда, то почему бы вам не распорядиться о запрете интервью для обеих сторон?
Колдуэлл опешил.
— Это… это совершенно ни к чему. Она этого хочет просто потому, что у нее нет достойной линии защиты!
— О-о, я хочу этого потому, что не желаю видеть вас въезжающим в губернаторскую штаб-квартиру на хребте Лестера Амиля. Кроме того, я возмущена тем, что моего клиента бичуют на страницах прессы, пользуясь утечками из некоего «анонимного источника».
Прежде чем Колдуэлл нашел, чем парировать, вмешался Спенсер:
— По правде говоря, такой запрет представляется мне неплохой идеей. Наш процесс по самой своей природе становится крайне горячим. Думаю, упражнения в ораторском искусстве действительно следует свести к минимуму.