Камень Книга двенадцатая
Шрифт:
Белобородов с Кузьминым переглянулись и повернулись к императору со слегка обиженными лицами.
— Государь, мы ж не за награды Родине служим! Не за милости! И вообще, мы присягу давали!
Николай вновь нахмурился.
— Я сказал — вы услышали. Украдите, убейте, обманите, но Лешка должен дать свое согласие, дать его добровольно и осознанно.
Император всем своим видом показал, что разговор на эту тему закончен, и за столиком на какое-то время установилась тишина, пока на носу яхты не появился великий князь Александр Николаевич.
— О, а вот
Александр поморщился.
— И вам всем доброго утра! Отец, кто тебя опять с самого утра успел накрутить?
— Ты, сынок, с темы-то не съезжай! Посмотри вон на своих друзей. — Николай мотнул головой в сторону Белобородова и Кузьмина. — Они спят по два часа в сутки, пока ты развлекаться изволишь.
Цесаревич вздохнул.
— И где взаимосвязь, отец? Я свои обязанности выполняю исправно, и даже больше. Или ты предлагаешь мне в свободное время в номере безвылазно сидеть и грустить? Еще и со злой матушкой под боком? Спасибо, но я не готов.
— Проехали, — отмахнулся император, видимо, посчитав, что воспитательная беседа проведена. — Мать тебе со вчера не звонила?
— Не звонила. К ней Вова Михеев должен с утра заглянуть, чтобы общий настрой разведать.
— Это ты хорошо придумал, — удовлетворенно кивнул Николай. — Вова всегда умел находить общий язык с теткой Машей. Сам как думаешь, когда у матери этот бзик пройдет?
Александр криво улыбнулся.
— Отец, бзик у матушки рано или поздно пройдет, но вот его последствия в виде реакции Алексея меня волнуют гораздо больше. Я же тебе еще вчера сказал, а Прохор подтвердил, что твой внук, когда не захотел с нами разговаривать, таким образом показал, что в произошедшем обвиняет не только бабушку, но и отца с дедом, которые этой самой бабушке позволяют очень и очень многое, тем самым провоцируя на неадекватное поведение с ее стороны. Не знаю, как ты, но я все больше начинаю понимать прадеда Александра, который не подпускал прабабушку Марию к решению даже малозначительных государственных вопросов.
— Я Машу тоже не подпускаю! — фыркнул император и тут же поправился: — Ну, почти…
Цесаревич хмыкнул.
— Себя-то не обманывай, отец! Матушка в курсе всех наших важных дел, в которых она тем или иным образом принимает самое деятельное участие — где советом, где прямым участием, а где и своими изощренными интригами. Все всегда сходило ей с рук и оставалось безнаказанным при полном попустительстве с нашей стороны. И ее прошлый конфликт с Алексеем не стал исключением — да, сын серьезно попугал Дашковых, слегка припугнул саму бабушку, мы сказали ей пару ласковых, но на этом все и закончилось. Одним словом, наша снисходительность привела в случае с матушкой к безнаказанности, а эта безнаказанность породила вседозволенность. — Александр вздохнул. — И если нашим планам не суждено будет осуществиться, винить надо будет только себя, а
Николай вздохнул в ответ:
— Не могу не согласиться, сынок, но что сделано — то сделано. И учти, я перед внуком на задних лапках скакать не собираюсь, вымаливая прощение… Даже если на кону будут стоять наши грандиозные планы.
Цесаревич вскинулся и обратился к Белобородову:
— Прохор, как думаешь, Лешке нужны чьи-то извинения?
Воспитатель великого князя помотал головой.
— Не нужны, Саша. Лешке требуется обычное человеческое уважение и немного свободы. — Белобородов развел руками. — Таким уж сынка уродился. — Он повернулся к императору. — Государь, позволено ли мне будет предложить один вариант?
— Предлагай, — кивнул тот.
— Надо бы оставить Лешку в покое еще на денек-другой, продемонстрировав ему таким образом свое уважение и право на свободу. Мы же с Ваней в это время будем сынке потихоньку капать на мозги, взывая к его чувству долга. Там, глядишь, Лешка отойдет и…
Прохор замолчал и в ожидании уставился на императора, который долго не думал:
— Договорились, — ударил он ладонью по столу. — Князя Пожарского к промывке мозгов внуку необходимость привлечь есть?
Белобородов переглянулся с Кузьминым и отрицательно помотал головой.
— Пока нет, государь, но, если что, мы с Михаилом Николаевичем сами переговорим.
— Добро.
Тут на носу яхты появилась морячка, принесшая завтрак цесаревичу. Когда девушка удалилась, проводивший ее взглядом император продолжил разговор:
— Ванюша… — Он повернулся к колдуну с улыбкой, не сулящей ничего хорошего. — Расскажи-ка мне, дорогой, какой такой штурм дворца Гримальди вы с Лешкой и импортными принцами вчера чуть не осуществили? И про сегодняшние учения не забудь поведать. А то меня царственные братья и их наследники вечером в ресторане вопросами достали. Пришлось строить таинственное выражение лица и отмахиваться, мол, молодежь сама все увидит.
Александр хохотнул и вернулся к поглощению омлета, Прохор перевел ничего не понимающий взгляд с императора на колдуна, а тот притворно засмущался:
— Государь, да там эти принцы сами к царевичу полезли, видите ли, им скучно стало, а все русские молодые люди так или иначе развлекаются… Испанию еще приплели… Вот царевич меня и позвал…
Дальше Кузьмин в подробностях поведал о грандиозном во всех отношениях плане штурма дворца Гримальди, в лицах описал реакцию на план импортных принцев и с крайне довольным видом подвел итог:
— Скуки, государь, больше у малолеток не наблюдалось. Когда же царевич предложил принцам провести учения, эти ссыкуны благородных кровей дружно отказались.
Улыбавшийся император для порядка прикрикнул на колдуна:
— Но-но, Ванюша, без оскорблений! Не забывай, что все эти молодые люди — члены правящих родов, а Гогенцоллерны вообще наши родственники.
На что Кузьмин буркнул:
— И это не помешало Гогенцоллернам и Виндзорам заставить Савойских напасть на нас на Ибице, а Медичи так и вообще подослали в Москву убийцу.