Камень-обманка
Шрифт:
Теперь Катю в голове артельки сменил Хабара. Он вел людей правым берегом Китоя к каким-то, возможно, одному ему известным местам.
Люди шли, потеряв счет часам и дням, тяжко выдирая ноги из грязи.
Однажды, когда уже казалось, что сил совсем нет, Хабара внезапно свернул с Китоя к одному из его правых притоков. Остановив артель близ устья речонки, броско перекрестился и оттого, видно, испытывая неловкость, кинул хмуро:
— Шабаш, господа искатели! Эвон какая хлябь, не одолеть!
Никто не возразил.
— Ну, коли так — песок полопатим. Авось пофартит.
И весело подмигнул Мефодию, утиравшему пот:
— Ничё, оравою города беруть.
Место для землянок выбирал Дин. Он долго и без устали ходил вдоль бурной реки, цеплялся взглядом за ее берега, вздыхал и молча шевелил губами.
Катька не выдержала.
— И чё ты, старик, право, мозолишься? Не хоромы строить и не могилу!
— Голова ести — думай надо, — отозвался Дин ровным, почти бесстрастным голосом. — Думай нету — плохо ести.
Землянки вырыли на небольшой ровной площадке, защищенной от ветра и камнепадов соснами. Вблизи были вода и корм коням, сушняк для очага. Две квадратные ямы покрыли ошкуренными елями, оставив в крышах дыры для труб. Потом Гришка срубил старый кедр и стал мастерить из него двери. Андрей впервые видел, как таежники сшивают деревянные поделки без единого гвоздя. Хабара разрубил ствол на плахи и, вырезав в них косые желоба, вогнал в выемки клинья.
Рядом с жильем выкопали хатку под припасы.
Когда все было готово, китаец достал из мешка длинную волосяную веревку, разложил ее на земле у дверей. Там же постелил мягкую, хорошо выделанную овчину.
— Змея ходи нету, паук тоже ходи нету, — пояснил он.
Большая землянка предназначалась для мужчин, поменьше — для Кати.
Спать легли рано, утомленные долгой дорогой. Заснули тотчас.
Утром Россохатский проснулся раньше других. Лучи яркого солнца, проскользнув через дверные пазы, упали на его небритые щеки, зазолотились в сильно отросшей русой бороде.
Андрей полежал несколько минут не шевелясь, но, почувствовав, что вполне отдохнул, встал и вышел на свежий воздух.
Он стоял лицом к высокому солнцу, блаженно щурился, вдыхая чистые ароматы разнотравья и никем не топтанной земли.
Внезапно за спиной скрипнула галька, и Андрей, обернувшись, увидел Мефодия.
Одноглазый разминал длинные руки, сгоняя сон.
— Не померяемся ли силенкой, барин? — ухмыляясь, спросил он, — А то, гляди, стоячая вода гниет.
Россохатскому совсем не хотелось бороться, но то, что его постоянно тыкали словом «барин», сердило Андрея, и он даже с некоторой запальчивостью согласился.
У Мефодия были железные лапы, и
Мефодий вскочил на ноги, усмехнулся.
— То не в зачет, давай еще раз!
Согнувшись, чуть не волоча руки по травам, пошел на соперника — и снова оказался на земле.
Унимая дыхание и отплевываясь, сказал фамильярно:
— Здоров, как дуб. Нравишься, небось, девкам?
Из землянки вышел Хабара, подмигнул одноглазому.
— Клин на клин наткнулся, похоже?
Мефодий сделал вид, что не услышал вопроса.
Андрей подошел к артельщику, спросил тихо:
— Что мне в артели делать, коли золота мыть не могу и зверя отродясь не бил?
Хабара одобряюще улыбнулся.
— Научишься. Немудрено.
Еще раз взглянул на ладную фигуру Андрея, заключил убежденно:
— Натаскаешься, паря.
Гришка исчез в землянке и вскоре вернулся с винтовкой.
— Поскучайте тут, я близ похожу. Можеть, и зашибу кого. Нынче всем отдых.
Однако, как только артельщик скрылся за дверями, Мефодий подошел к Андрею, потыкал его в бок локтем.
— А крепок ты, парень. Не ожидал я того.
Добавил, не меняя тона:
— Айда, тайгу помесим. Потолкуем чуток.
Раздвигая сучья длинными руками, переваливаясь с ноги на ногу, бормотал:
— Тут густое золотишко, нетронутое — так полагаю. Кто в эту глушь пойдет? Одни отпетые, вроде нас с тобой.
Поскреб толстыми, нестриженными ногтями затылок, вздохнул.
— Редкая штука золотце. Вроде дива из сна.
Андрей пожал плечами, не зная, что ответить.
— Молчишь? — скривился одноглазый. — Скушно те?
Дернул спутника за рукав, прокричал с малопонятным ожесточением:
— Ничего не скушно! Это, как водка и табак, а то и круче за душу берет! По всей по великой земле золотце ищут. Из него, что хошь, можно сделать — и зуб барину, и кольцо невесте, и оправу для орлеца.
— Как наш камень знаешь? — спросил Андрей, уже с некоторым интересом оборачиваясь к одноглазому. — Или бывал на Урале?
— Как? А так, господин сотник, что земляк ты мне. Из Солодянки я, Троицкого уезда. К югу от тя, выходит.
Андрей, подчиняясь безотчетному чувству, крепко схватил Мефодия за клешнястую кисть, сильно потряс ее.
— Ну, чё это ты, будто барышня?.. — усмехнулся оборванец.
— А как же?.. как же?.. — пробормотал Россохатский. — Это же какая радость — земляк. И где? За тридевять земель от дома, в захолустье, в адском этом запустении.