Камень третий. Дымчатый обсидиан
Шрифт:
— Кхм… — Орион смущенно кашлянул. — Не понял, к чему это ты, но на добром слове спасибо…
Встретив недоумевающий взгляд друга и на миг представив, какой эффект произвело бы на него правдивое объяснение сказанного, Кангасск не выдержал — расхохотался. Орион охотно присоединился к веселью.
…За окном испуганно вспорхнула воробьиная стайка…
Центральная Сальватория — неуловимая вещь… Довольно странно, что Абадар, создав по представительству в каждом из городов Бывшей Ничейной Земли, так и не установил ни в одном из них Центра. Возможно, этого просто не требовалось: все девять главных
Самым большим залом в резиденции Айгира был тренировочный, и, с разрешения хозяина, встреча была назначена там. Причина проста: трансволо нежелательно открывать в тесном помещении. А девять трансволо — тем более…
Кангасски прибывали один за другим — у магов, сопровождавших их, было разное время подготовки заклинания. Те, кого Дэлэмэр помнил еще совсем молодыми, представали перед младшим братом в своем нынешнем облике.
И каждый раз у Кана возникало глухое, тоскливое чувство утраты… этого было не объяснить; от этого было не отмахнуться… Молодой бессмертный, еще не осознавая того, предчувствовал время, когда он один останется прежним, не изменившись нисколько, тогда как все, кого он знал и любил, покинут этот мир…
Он пока не осознавал… но грустно было уже сейчас.
Военное время сильно потрепало главных Сальваторов, многих из них заставив постареть раньше срока.
…Кангасск Лар даже в свои сорок пять остался эдаким неунывающим живчиком, хотя и в его глазах притаились давняя, неизбывная усталость и печаль. Он, прибывший первым, долго, с увлечением рассказывал Кангасску Дэлэмэру о своей семье… Молодая жена, трехмесячная дочка и подросток-ученик… Лар неплохо устроил жизнь, и остался человеком, умеющим радоваться от души даже малым вещам. Еще Лар много говорил об Орионе Джовибе — он им гордился по праву, хотя и упрекал много за что…
…Добродушный Мажеста, никогда не отличавшийся железной волей, теперь вовсе сник; он почти ничего не говорил, предпочитая отрешенно кивать или ограничиваясь короткими фразами. Словно сломанный назарин, хранящий отсвет былого сияния, при виде младшего Кангасска он на несколько мгновений стал прежним — заулыбался и крепко обнял своего «седого братишку». Но потом печаль вновь возобладала над ним; самый мягкий и бесхитростный из всех потомков Сайнара, Мажеста потерял волю к жизни еще четырнадцать лет назад, так и не оправившись от смерти ученика.
…Кангасск Аджар с годами стал невероятно похож на отца. И выглядел он по-настоящему счастливым. Взгляд его был спокоен, как и речь. И если счастье Лара напоминало кулдаганский фонтан, то счастье этого Кангасска — широкую ленту реки, в которой отражается чистое небо: проверенное испытаниями и временем, оно и должно выглядеть именно так… Взрослые дети, взрослые ученики — все это у Аджара уже было. Казалось, он достиг благодатного пика жизни, когда можно пожинать плоды своего труда.
Но если к Аджару судьба оказалась благосклонна, то к Оллардиану — напротив… Даже если умолчать о том, что погибший во имя Ордена ученик был его сыном… Дело в том, что легкой руки Гердона Лориана, вся семья этого Кангасска — жена и трое маленьких детей — была призвана в качестве первых Марнсов на службу Омнису. И, пока к армии миродержцев не присоединился Марнадраккар, Оллардианы были единственными людьми, способными распознавать присутствие детей тьмы… У них просто не было никаких шансов остаться в
Он был слишком горд, чтобы показывать свою слабость, потому, коль уж младший брат был столь любопытен, о судьбе своей поведал в словах довольно скупых и сдержанных, но Кан его понял. И почувствовал, как при упоминании о пропавшей дочери дрогнуло сердце… харуспекс…
— Скажи, ты обращался к гадальщикам? — вдруг спросил младший брат. Вопрос был неожиданный. Кангасск Оллардиан и не предполагал, что он уцепится за пару мимоходом оброненных фраз. И это настораживало.
— Нет, — решительно ответил Оллардиан.
— Почему? — последовал еще один странный вопрос. Похоже, этот разговор было лучше даже не начинать; это все равно что бередить старые раны.
— Это не твое дело, младший! — с раздражением ответил он и отвернулся, давая понять, что тема закрыта.
Почему… почему…
А потому, что если дочка, последняя, пропавшая много лет назад, мертва, это страшно — знать такую правду. На это не каждый решится. Кан всего на миг представил себя на месте брата и ужаснулся… Да, он бы тоже не стал. Тоже предпочел бы верить и надеяться всю жизнь, потому что иначе эта жизнь потеряла бы всякий смысл.
Но и жить, каждый день задаваясь вопросом «А что если я спрошу и мне скажут, что она жива и здорова, и где ее найти…» — мучение…
— Она жива, — тихо произнес Дэлэмэр.
— Что?.. — ошарашено переспросил Оллардиан, резко обернувшись. Лицо его выражало… ужас…
— Жива, — повторил Кан, глядя в безумные глаза старшего брата. — Я чувствую…
— Где она?! — перебил несчастный отец, не желая слушать сторонних объяснений.
— Я не знаю точно, где, — ответил ему Ученик. — Будущее и прошлое туманны… до тех пор, пока человек сам не позволит заглянуть в них. Если ты позволишь, я могу попытаться отойти от твоей судьбы и взглянуть на судьбу твоей дочери: в прошлом они должны идти рядом…
— Разрешаю Кангасску Дэлэмэру заглянуть в мое прошлое и будущее, — взяв себя в руки, твердо произнес Оллардиан. Адепт Ордена Горящего Обсидиана не мог не знать этой фразы. И произнес он ее так, словно давно хотел это сделать, но решился только сейчас.
— Хорошо… — отозвался Кангасск, стараясь не замечать выжидающих, удивленных взглядов других братьев. — Я посмотрю…
Кангасск мог распознать присутствие каждого обсидиана: они не похожи. Потому он прекрасно отличал их один от другого, когда те просыпались. И если раньше он пользовался каждым в отдельности (дымчатым — предчувствуя ходы Макса, холодным — предсказывая судьбу своей дочери, горящим — меняя судьбу Тимай), то сейчас… очень было похоже на то, что вся триада пробудилась сразу… и картина стала полной…
…Перед последним Учеником миродержцев разверзлась бездонная пропасть. Множество серебристых нитей пронизывали в ней тьму и свет, слагая замысловатый узор. У каждой нити было свое место, свое назначение. Это было похоже на грандиозную паутину… И эта паутина дрожала, словно на ветру. И выглядела незаконченной: часть нитей вились беспорядочно, порой стягиваясь в узлы или заканчиваясь в пустоте…
Видение посетило и оставило Кана, исчезнув, подобно миражу. Но он поклялся бы чем угодно, что это был не мираж…