Камень второй. Горящий обсидиан
Шрифт:
Когда Ориону не с кем было поговорить, он доверял наболевшее листу чистой бумаги. Написал он едва ли полстраницы, хоть и просидел с пером и чернильницей почти весь день, лишь немного вздремнул под вечер. До ужина он уже собрал вещи и велел своей чарге не уходить далеко.
…Как он мог еще сомневаться? Он чужой здесь! Еще вчера следовало уйти с Сумахом: в суете праздника это было бы проще. Теперь же это будет не так легко сделать.
Орион Джовиб ждал ночи…
Поужинав, амбасиаты разбрелись по комнатам. Можно было спокойно выходить на лестницу, не боясь быть замеченным. Напоследок Орион Джовиб оглядел свою комнату: скудное убранство — койка, сундук для вещей, стул. Постоял у окна, глядя на звездные россыпи черного
В какой-то момент Орион готов был запихать собранный рюкзак обратно в сундук у кровати и лечь спать, повинуясь поднявшемуся, как морская волна, чувству тоски. Остаться. Назло судьбе, манящей его за собой. Но судьба была сильнее его… Оглянувшись на привычную жизнь в последний раз, Орион стал спускаться по невидимым в темноте ступеням. Дойдя до комнаты Милиана, он сунул под дверь сложенный вчетверо лист бумаги и продолжил спуск. Многое не сказано. Но что поделать…
Во дворе его ждала Тинлин — его чарга. Она лежала напротив главного входа, положив голову на вытянутые лапы; кошачьи глаза ее светились в звездном свете. Когда Орион подошел, она поднялась и встретила его вопросительным урчанием. «Что ты делаешь, неразумный мальчик?» — вероятно, спросила бы она, если б только умела говорить…
— Ты куда собрался? — был вопрос. От дальней стены отделилась долговязая тень: Ирин… Орион мысленно выругался.
— Ухожу, — ответил он с полнейшим безразличием.
— Куда это ты уходишь, хотел бы я знать… — что-то подсказывало, что маленький хмырь держит стрелу на тетиве: слишком уж нагло и уверенно он задавал свои вопросы.
— Не твое дело, — огрызнулся Джовиб. Как ни в чем не бывало он приторачивал к седлу свой рюкзак с вещами. — Мне надоели сомнительные миссии…
— Сомнительные? — с презрением отозвался из темноты Ирин. Лица его не было видно, но это даже к лучшему. — Быть может, и Орден, дающий их, «сомнителен», как ты говоришь?
— Еще как! — усмехнулся Джовиб. — Об этом говорит хотя бы то, что он воспитал тебя. Ты — сумасшедший фанатик, если ты не знал об этом. И если ты, такой добрый и радеющий за свободу для Омниса, хочешь подтвердить, что ты фанатичный варвар, просто пусти мне стрелу в спину.
Ирин фыркнул. Похоже, фраза задела его за живое.
— Ты трус, Орион, — холодно бросил он. — Удираешь, как вор… Что ж ты Джуэлу-то не сказал, что уходишь? Побоялся? Мм?
— Джуэл не принадлежит себе сейчас, — не принял вызова Орион. — И я не хочу спорить со всем Орденом в его лице, как это сделал Пай. Все, что я хотел сказать, я сказал Милиану. Он поймет. И, возможно, вдолбит кому-нибудь из вас… — он вскочил в седло. — Бывай, Ирин. Может, повзрослеешь еще… — и пустил чаргу бегом.
Фатум проводил его мрачным взглядом. Кулдаганскую стрелу он вернул в колчан, а лук повесил через плечо… То, что сказал Орион, словно вывело его из равновесия, поколебало уверенность, которой он так гордился… Орлайя сочла бы это слабостью. А ученик ее, Ирин все же задумался. И припомнил, что Абадара и Орлайю остальные Кангасски и сам Сайнар недолюбливали так же, как в отряде недолюбливают его, Ирина. Отчего? «Сумасшедший фанатик»… Да разрази тебя гром, проклятый Орион!..
Милиан Ворон проснулся с ощущением, что что-то не так. И через несколько минут обнаружил листок под дверью…
«Друг мой Милиан!
Я ухожу, как собирался. Прости, что не зову с собой: слишком уж темный путь я выбираю, ты бы вряд ли одобрил. Не держи на меня зла, если можешь. И позаботься о Джармине.
Я кое-что понял вчера. Но внятно выразить не мог, потому написал сказку. Прочитай ее тем, кому будет интересно.
Еще
Сказка о Звере
Вы знаете, как выглядит Зверь?
Это существо, внешне напоминающее собаку. Зверь живет на земле бессчетное количество лет. При взгляде на него бросается в глаза скорпионий хвост, которым он часто себя поражает. Яд Зверя смертелен, но не действует на него самого, потому что яд — его кровь. Всякий, кто попытается убить его, непременно либо погибнет от удара скорпионьего хвоста, либо захлебнется в яде.
Но главные жертвы Зверя — не люди и не животные.
Зверь ищет Идеи.
Светлые Идеи, рожденные Любовью к Людям…
Он убивает их своим лаем. Лай Зверя глух, но слышно его на многие мили. Ядовитая слюна отравляет все, на что попадает. Раненые Идеи немедленно пожираются этой тварью…
Если Идею несет человек, Зверь либо убивает его, либо соблазняет властью и человек сам отравляет ее.
Нет никого страшнее Зверя — он убивает не только тело, но и душу.
Одна капля его яда рассеивается по всей земле.
Если вас одолевает тоска, грусть и жалость к себе — на вас попала малая частица яда слюны Зверя…
Если вас одолевает злоба, ненависть и нетерпимость — вы отравлены ядом крови Зверя…
Если вы считаете правым только себя и тех, кто с вами согласен, а остальных ненавидите и презираете — вы несли Идею.
Но Зверь отравил ее и почти убил вас.
Остерегайтесь Зверя — он везде.
И он охотится…»
Глава двенадцатая. Идти дальше?
…Прощай, друг. Мои стихи умерли вместе с тобой.
…Так их осталось девять. В самом начале самого трудного из всех путей. Знай Орион об истинной цели похода, ушел бы он? Вряд ли. Сейчас же большинство оставшихся считали, что он прав. Но и для них долгий путь кончался у другого берега озера. И об уходе думали почти все: что и говорить, во многие души сказки и слова Джовиба посеяли семена сомнения, и теперь эти семена взошли.
Утром Милиан прочел всем сказку о Звере. С тех пор никто не сказал об уходе Ориона ни слова. В гневе был один Джуэл. Он называл Ориона предателем и говорил о возмездии Ордена. И о том, что должно ждать любого дезертира. И много о чем еще. Но в его гневных речах сквозило лишь собственное отчаянье: он завидовал свободе Ориона, зная, что его самого Абадар не отпустит никогда… и пройдет еще бессчетно лет прежде, чем он, Джуэл Хак, сумеет бросить такой вызов учителю, даже если равняться на одно только мастерство меча…
Странно, что Ирин не промолвил ни слова. Он не только не обещал беглецу смерти, но даже не упомянул, что видел, как тот бежал ночью. Фанатичный блеск в глазах Фатума не погас, но появилось в них и что-то еще. И это горькое и отчаянное «что-то еще» нравилось всем еще меньше.
Как бы то ни было, гнаться за Орионом было уже поздно. Потому отряд этим утром двинулся в Илерий, потихоньку огибая зеркальную гладь озера. По отмелям тут неспешно бродили тонконогие шелли, то и дело выуживая из воды двустворчатых моллюсков. Озерные чайки летали над водой; поднимались ввысь с блестящей рыбкой, зажатой в клюве; протяжно и жалобно кричали.