Камерные гарики
Шрифт:
воспаленные гонор и честь
и смущенная наглость во взоре.
Новые во мне рождает чувства
древняя крестьянская стезя:
хоть роскошней роза, чем капуста,
розу квасить на зиму нельзя.
Слегка курчавясь днями выходными,
дым времени струится в никуда,
и все, что растворимо в этом дыме,
уносится без эха и следа.
Неясное дыханье
забытые за древностью поверья
на душу навевает нам листва,
которой плачут осенью деревья.
Мой друг – иной, чем я, породы
ввиду несходства чрезвычайного:
мне дорог тайный звук природы,
ему – природа звука тайного.
Даровит, образован и знаний букет,
ясен ум и суждения быстры,
но способности есть, а призвания нет,
а бензин – только жидкость
без искры.
Муза истории, глядя вперед,
каждого разно морочит;
истая женщина каждому врет
именно то, что он хочет.
Часто мы виновны сами
в наших промахах с девицами,
ибо многие задами
говорят не то, что лицами.
Царствует кошмарный винегрет
в мыслях о начале всех начал:
друг мой говорил, что Бога нет,
а про черта робко умолчал.
А закуришь, вздохни беспечально
у заросшей могилы моей:
как нелепо он жил и случайно,
очень русским был этот еврей.
Живу я безмятежно и рассеянно;
соседи обсуждают с интересом,
что рубль, их любимое растение,
нисколько я не чту деликатесом.
Пожить бы сутки древним циником:
на рынке вставить в диспут строчку,
заесть вино сушеным фиником
и пригласить гречанку в бочку.
Под утро ножкою точеной
она поерзает в соломе,
шепча, что я большой ученый,
но ей нужней достаток в доме.
Я запахну свою хламиду,
слегка в ручье ополоснусь,
глотком воды запью обиду
и в мой сибирский плен вернусь.
Жаркой пищи поглощение
вкупе с огненной водой —
мой любимый вид общения
с окружающей средой.
Печальная нисходит благодать
на тех, кто истолчен в житейской ступке:
умение понять и оправдать
свои неблаговидные поступки.
Пожив посреди разномастного сброда,
послушав их песни, мечты и проклятия,
я
и понял, как подлинно это понятие.
Есть люди – как бутылки: в разговоре
светло играет бликами стекло,
но пробку ненароком откупорил —
и сразу же зловонье потекло.
Мой дух ничуть не смят и не раздавлен;
изведав и неволю и нужду,
среди друзей по рабству я прославлен
здоровым отвращением к труду.
Мои пути так непутевы,
беспутны так мои пути,
что только путаница слова
мне помогла по ним пройти.
Всем дамам улучшает цвет лица
без музыки и платья чудный танец,
но только от объятий подлеца
гораздо ярче свежесть и румянец.
С доброжелательством ребенка
живу с тех пор, как был рожден,
и задушевностью подонка
бывал за это награжден.
Давно старики наши с нами расстались,
уйдя без обиды на вечный покой;
за все, что ушедшим должны мы
остались,
отплатят нам дети – сполна и с лихвой.
Должно быть, в этом годы виноваты:
внезапно все смеркается вокруг,
и острое предчувствие утраты
мучительно пронизывает вдруг.
Не дослужась до сытой пенсии,
я стану пить и внуков нянчить,
а также жалобными песнями
у Бога милостыню клянчить.
Творя научные мистерии,
познанье чувствам предпочтя,
постигли мы распад материи,
распада духа не учтя.
Для всех распахнут я до дна,
до крайнего огня,
но глубже – темная стена
внутри вокруг меня.
Я уравновесил коромысло
с ведрами желания и долга,
только очень мало вижу смысла
в том, что я несу его так долго.
Судьбы своей тасуя ералаш,
я вижу из поблескиванья фактов,
что чем обыкновенней опыт наш,
тем больше в нем с поэзией контактов.
Есть в жизни магистральные пути,
где сомкнутой толпы пылит пехота,
но стоит ненадолго с них сойти,
и больше возвращаться неохота.
Я не спорю – он духом не нищий.
Очень развит, начитан, умен.
Но, вкушая духовную пищу,