Камин для Снегурочки
Шрифт:
Свин замер. Его маленькие злые глазки стали невозможно большими, потом они начали медленно вываливаться из орбит. Я испугалась, что обозленный продюсер сейчас растопчет не в добрый час пошутившего музыканта, и сказала:
– Свин, хочешь чаю? Хорошо успокаивает.
ГЛАВА 31
Издав вопль раненого носорога, Семен кинулся на меня. Я хотела юркнуть за дверь, но не успела. Короткие толстые пальцы продюсера вцепились в мою майку, потянули ее вверх.
– Немедленно
– Ой, не хочу! Да и с какой стати?
– Живо, – бесновался Свин, сдирая с меня джинсы. – Дайте ей Глафирин комбинезон. Так, натягивай, дура.
– Зачем?
Потная ладонь хлестнула меня по щеке.
– Молчать! Одевайся!
Испугавшись, я в мгновение ока нацепила одно из концертных одеяний певицы.
– Теперь парик, здорово! Намажьте ей морду, погуще, – командовал Свин, – ресницы наклейте, губы, губы поярче, классно. Значит, слушай, киса, пойдешь вместо Глафиры.
Я отшатнулась.
– Свин! У тебя воспаление мозга началось? Я совершенно петь не умею!
Продюсер вцепился в мою шею:
– Молчи, котя, и запоминай. Петь тебя никто не просит, пойдет фонограмма. Твоя задача попрыгать, поскакать, помнишь, как это Глафира делает?
– В общем, да.
– И ничего трудного, – влез Ванька, – она не Плисецкая, и тут не Большой театр, никто Кармен-сюиту не ждет. Улыбочка до ушей. Главное, не забудь, когда появишься на сцене, громко крикнуть в микрофон: «Добрый вечер! Глафира с вами!»
– Но голос-то у меня другой, – слабо сопротивлялась я.
– А никто не заметит, – рявкнул Свин, – наши завсегда одним поют, другим разговаривают! Слова песни «Прощание» знаешь?
– Да, сто раз их слышала.
– Супер, будешь просто пасть под фоно разевать, не боись, никто не заметит.
– Я не актриса…
И тут Свин со всего размаха толкнул меня на стену.
– Больно! – взвизгнула я.
– Будет еще хуже, – зловеще пообещал продюсер, – вот узнают менты про тебя правду… Выручишь нас – один разговор, получишь много всего хорошего, заерепенишься – пеняй на себя, котя!
И что мне делать?
Я кивнула:
– Хорошо.
– Молодец! – воскликнул Свин. – Теперь курс молодого бойца. Ничего не бойся, в зал не смотри, все равно, кроме VIP-ряда, никого не увидишь, ни на что не реагируй, разевай рот. Еще имей в виду, рука, которой держишь микрофон, должна двигаться одновременно с головой. Смотри не забудь, иначе глупо выйдет, усилитель звука слева, морда справа. Живо, накладывайте грим до конца, густо!
Легкие, холодные пальцы стилиста Сергея забегали по моему лицу. Я невольно позавидовала юноше, он постоянно работает с Глафирой, приводит в нужный вид лица участников группы, но ни разу, никогда я не слышала от парня ни словечка, словно он немой. Сергей живет в своем мире, в этом он только зарабатывает себе на хлеб.
– А вдруг зрители поймут, что перед ними подмена? – внезапно испугалась я.
– Никто ничего не заметит, –
И тут в гримерку вошли врачи: мужчина и две девушки. Одна девица открыла железный ящик с лекарствами, доктор присел около хрипло дышащей Риты, вторая же медичка, с виду совсем девочка, разинув рот, стала наблюдать за действиями Сергея. Наконец гример похлопал меня по плечу.
Я встала.
– Ой, – отмерла фельдшерица, – вы Глафира?
– Естественно, – быстро сказал Свин, – кто ж еще?
– Пожалуйста, дайте автограф, сейчас бумажку найду, – занервничала девочка, – я прямо тащусь от вас!
Ванька хохотнул и вытащил из сумки диск.
– На. Совсем свежий, им еще даже пираты не торгуют.
– А она может расписаться? – ныла фельдшерица. – Вот тут, сбоку!
Старательно удерживая на лице улыбку, я взяла пластмассовую коробочку, открыла и изобразила некую загогулину, весьма похожую на ту, которую Рита ставит на билетах, программках и фотографиях, подсунутых ей фанами.
– Ну класс! – зашлась от восторга фельдшерица. – Наши от зависти лопнут, а можно с вами сфотографироваться? Пли-и-из!
– Катя, – сердито сказал врач, – а ну иди сюда.
– Двигаем, – велел Свин и пнул меня в зад.
Окруженная музыкантами, я доползла до кулисы и замерла в проходе. На сцене извивались и орали «Лисички».
– Страшно? – шепнул Ванька.
– До жути, – тихо ответила я, – у тебя имодиума нет случайно? Что-то с желудком у меня не очень.
– Ща, – кивнул музыкант и исчез.
Я закрыла глаза. Господи, ну за что мне это испытание? Сейчас запнусь, упаду, из зала понесется свист, полетят гнилые помидоры…
– На, – проговорил запыхавшийся Ванька, – пей.
Я бросила взгляд на большие розовые капсулы.
– Это что?
– Классная штука – не сомневайся, сам принимаю, давай глотай, сразу три, мигом полегчает.
Я машинально положила лекарство на язык.
– Запей, – велел Ванька, подсовывая мне бутылку.
Внезапно в голове взорвалось фейерверком воспоминание. Я принимаю лекарство, иду к машине, начинаю падать. Боже, кто мне дал капсулы? Лена? Лена Горбунова, она моя…
В эту секунду мимо пронеслись вспотевшие «Лисички», и Ванька сильно толкнул меня.
– Пора, шагай, ныряй, словно в воду.
Я оказалась на краю огромного пространства. Справа зияла темная яма, слева виднелись музыканты, посередине пусто, лишь яркий слепящий свет.
– Ла-ла-ла, – ударила по ушам музыка, – ла-ла-ла, у-у-у, – загудело из ямы, – у-у-у!
– С нами Глафира, – заорал кто-то, вроде бы Ванька, – сейчас она вас поприветствует.
Мгновенно вспомнив инструктаж, я поднесла ко рту микрофон. Черт возьми, если не умеешь плавать и свалился за борт, греби изо всех сил лапами, авось спасешься. Давай, милая, ты – Глафира. Неужели ты не сумеешь обмануть всех? Неужто ты такая бесталанная каракатица, действуй, не стой.