Камни его родины
Шрифт:
Они зашли в его кабинет.
– Пришлось пойти. Нельзя больше лодырничать, – сказал Винс. – Слишком много работы. – Он говорил быстрее, чем обычно. Показав на доску, он добавил: – Пытаюсь кое-что придумать для поселка Флойда Милвина.
– Ясно, – сказала Трой. – А насчет школы слышно что-нибудь?
– Абсолютно ничего. Звонил Ханту, но мне сказали, что он в Нью-Йорке. – Винсент был какой-то беспокойный. – Я решил в конце недели припереть Флойда Милвина к стене. Поэтому я и пошел в контору.
– Отличная мысль, дорогой. –
– Серый? – Он нахмурился.
– Да. Но по-прежнему красивый. – Она с откровенным восхищением смотрела на его тонко вырезанный профиль, на загнутые длинные ресницы.
Засмеявшись, он оглянулся на чертежную доску.
– Ухожу, ухожу, – заторопилась Трой.
Он поцеловал ее – почтительная дань беременности, – и сказал:
– Да, кстати, приходила Пэт. Я отдал ей ту пачку, которую ты оставила для нее.
– Чудно.
– Мы выпили по чашке кофе, и она удрала со своими передовицами.
– А Пэт не потеряла голову, когда увидела тебя в полосатом халате? – Трой сказала это только потому, что, видимо, Винсент чувствовал себя неловко, словно в совместном питье кофе было что-то неприличное. Положительно, он становится ханжой.
Винсент даже не улыбнулся.
– Ей нужно было только одно: получить передовицы, – сказал он. – Она хочет стать синим чулком. Вроде тебя.
Он снова поцеловал ее, и этот поцелуй напомнил ей прежние времена.
Домой она приехала к полудню. Пьетро работал во дворе. Она передала ему список поручений, оставленный Эбби, и попросила присмотреть за домом брата, пока тот в Нью-Йорке.
Открыв входную дверь, она сразу заметила, что на телефонном столике по-прежнему лежит пачка передовиц, приколотых к «Нью Рипаблик». Значит, Пэт все-таки забыла их взять.
Нет. Ведь Винсент сказал... И так подчеркивал это...
Трой сняла перчатки. Она улыбалась: очевидно, Пэт была до того потрясена видом Винсента в полосатом халате, что передовицы тут же вылетели у нее из головы. А у какой женщины не вылетели бы?
Спустя немного она позвонила Пэт.
– Пэт, дорогая, вы не взяли подборку, которую я приготовила для вас. Но она цела и...
– Ах, да!.. Передовицы... Совершенно забыла о них... Должно быть, оставила их на чертежной... то есть внизу...
– В общем, я их сохраню для вас. В следующий раз, когда вы... – начала Трой и осеклась. На чертежной доске... Наверху, в кабинете Винсента... На секунду ею овладело странное чувство.
– Пожалуй, заберу их в воскресенье, – говорила Пэт.
– Конечно. – Нелепость. Нелепая подозрительность. У беременных женщин это бывает.
– Чем-нибудь помочь вам, Трой? Я имею в виду воскресный обед.
– Нет, дорогая, ничего не нужно. Я не собираюсь особенно баловать вас. К тому же готовить будет сам Винсент. Его светлость стал настоящим гурманом и мастером по части
– Да, я знаю. Он... он необыкновенный, правда? Ну, до свиданья, – сказала Пэт.
Повесив трубку, Трой пошла на кухню. Она вымыла посуду, оставшуюся после завтрака, и кофейные чашки Пэт и Винсента. Потом поднялась по крутой лестнице на второй этаж. Обычно она пренебрегала предписанием врача – обязательно спать днем, но сегодня ей действительно хотелось вздремнуть. «Эб уже в Нью-Йорке», – подумала она. Наверно, в эту самую минуту расспрашивает психиатра о Нине. Поздно. Как бы ни называлась болезнь Нины, как бы успешно ни лечили ее – все это слишком поздно. Утешительно одно: Эбу волей-неволей придется развестись с Ниной, и...
Трой направилась было в спальню, но что-то заставило ее остановиться и повернуть голову. Что-то знакомое. Запах. Знакомый и вместе с тем чужой.
Она секунду постояла на площадке. Потом вошла в кабинет Винсента.
И сразу узнала эту странную смесь запахов. «Как все-таки беременность обостряет чутье», – подумала она. Она медленно подошла к чертежной доске под нависшим потолком и увидела смятые подушки низкой кушетки и рядом, на полу, оловянную пепельницу.
Все поплыло у нее перед глазами.
Письмо строительного комитета ньюхиллской школы пришло в пятницу. В этот день траурно-лиловое октябрьское небо низко висело над землей; в жилых кварталах города ветер собирал листья с лужаек и гнал их по Мэйн-стрит к деловому центру. Рафф невольно прислушивался к их легкому постукиванию по стеклам чертежной.
Рафф, Винс и Эбби работали в оконном фонаре – совсем как в былые времена, когда они готовили дипломы в средневековом Уэйр-Холле.
С того дня, как Эбби вернулся из Нью-Йорка, все трое трудились не покладая рук. Эбби и Винс усердно помогали Раффу в перестройке коркорановского бара: Винс занимался общими планами, Эбби – разрезами, Рафф – спецификациями и внутренней отделкой.
В чертежной было тихо. Слышно было, как в приемной приглушенно стрекочет машинка Сью Коллинз. Никаких совещаний. Никакой погони за клиентами. Никаких непредвиденных дел. Только работа – и она шла хорошо.
– Рафф!
Рафф повернулся к Эбби, который работал позади него.
– Какой материал ты берешь для наличников под окнами на фасаде, выходящем в сад?
– Алюминий. Как и для остальных окон. Только учти, что под ними пройдут балки четыре на четыре.
– Ладно.
Рафф внимательно посмотрел на него. Что и говорить, Эбби сильно изменился. Глаза больше не улыбаются, у рта залегли морщинки, лицо кажется особенно худым из-за коротко подстриженных пепельных волос. А работает он как одержимый. Готов кирпичи таскать, только бы не думать о том, что стряслось с Ниной и с ним самим.