Камни, веер, два меча
Шрифт:
Стараясь не дышать носом, я наклонился к гробу и начал ощупывать его в поисках защёлки. Она обнаружилась справа — маленькая, неудобная и вдобавок залепленная глиной. Ломая ногти, я открыл её, раздался щелчок. Я взялся за край крышки и потянул. Она поддалась на удивление легко. Мелькнула запоздалая мысль, что за такое время под землей деревянный ящик должен был бы превратиться в труху. Ох, и не к добру это всё. Так, схватить обещанную «помощь» и обратно в замок, от чужих каму подальше!
А потом крышка гроба откинулась, и я застыл. Я ожидал увидеть бурые от времени человеческие останки и какой-нибудь
«Восемь уродливых женщин!» — выругался я: обитательница Закрытой могилы ничем не отличалась от живых. На вид — моего возраста, невысокая, худая, с вьющимися тёмными волосами, только самые кончики отдавали темной медью, словно их слегка тронул огонь. Очень бледная кожа, что для трупа в общем-то не удивительно. Вышитый золотыми цветами бордовый традиционный костюм, кожаные сапоги. Милая, в общем-то, девушка, даром что мёртвая. И никакого артефакта на ней не было.
Я еще раз внимательно оглядел тело, но не увидел на девушке никаких украшений, кроме вышитых на халате золотых тюльпанов. Что же делать? Может, она сама и есть «помощь»? И что прикажете, колёсики к гробу приделать и за собой ее таскать?! А может всё-таки тут есть артефакт? На спине или — еще хуже — под одеждой?
Пока я искал в себе решимость притронуться к телу, девушка открыла глаза и сказала:
— Кого это ты назвал уродливой?
Восьмой день месяца падающих листьев. Из ненаписанного дневника оберегающей Руэны Отчаянной
Первым включилось обоняние. Тяжелый запах сырой земли, горчинка ранней осени. Едва уловимая нить — терпкий аромат чужого страха пополам с гневом, а за ними кислый запах вчерашнего вина. Следом вернулся слух.
«Восемь уродливых женщин!» — услышала я знакомый голос. Сколько раз он звучал из зеркала Судьбоплетов, когда я готовилась к миссии. Восемь-то откуда? Да еще и уродливых? Я представила себя лежащей в ряду еще семи женщин неприятной наружности. Ох уж эти Судьбоплеты с их юмором! Любят поизмываться над оберегающими!
Что я знаю о тебе, подопечный? Старший сын покойного тара Ямата, девятнадцать лет, не замечен, не привлекался… Хотя, как раз-таки и замечен, и привлекался бы, если бы не был син-таром. Но меня не отправили бы помогать никчемному богатому оболтусу. Точно нет.
Зрение возвращалось неохотно. Сквозь серую пелену проступило лицо Торна — еще более юное, чем мне казалось в зеркале. Черные брови сошлись на переносице, запах страха и гнева усилился, вина, впрочем, тоже. На мгновение я увидела себя его глазами — юная девушка, лежащая… Стоп! В гробу? В разрытой могиле? Ладно. С организаторами этого ну очень драматического знакомства с подопечным я разберусь после.
— Кого это ты назвал уродливой? — сказала я, чтобы немного разрядить обстановку, и села, с наслаждением вспоминая навыки владения человеческим телом. Разрядить не вышло. Торн одним прыжком вылетел из могилы.
— Поможешь выбраться? — на всякий случай сделала я вторую
— Ты не выйдешь с этого погоста, злобная кёнши, — выплюнул син-тар, стоя на краю ямы и всем своим видом давая понять, что стоит мне попробовать выбраться — и он покрошит меня в капусту. Или не в капусту. Что у них тут растет? Еще будет время выяснить. В одно движение я взвилась на ноги. Торн даже не дрогнул, молодец. Прыжок — и я уже стою по другую сторону ямы от син-тара. Хлопнули на ветру широкие бордовые рукава, расшитые золотыми тюльпанами.
— Не выйду? — говорят, оберегающими становятся ради удовольствия от процесса. — Спорим на тот жидкий хвостик, что ты носишь на затылке?
Издав устрашающий звук, Торн ринулся в атаку, огибая разрытую могилу по правому краю. О, как он был великолепен в этот момент! Скорость и бесстрашие во плоти, вихрь ярости и безжалостной стали! Ну, то есть это Торну, наверное, так казалось. Меч сверкнул над моей головой, и я знала, что в воображении подопечного я уже распадаюсь на две половинки. Темноволосые, злобные, но уже не опасные для спокойствия таррана Ямата. Я же ждала нужного мгновения и вскинула руки. Хлопок — и лезвие меча остановилось между моими ладонями.
— Неправильно ты, Торн, с кёнши воюешь, — сказала я наставительно, глядя в бешеные глаза юного син-тара. — Где колокольчики? Где топор? Кровь черной собаки не предлагаю, слишком люблю животных. Ну уж монеты хотя бы мог бы рассыпать. Я бы увлеклась пересчетом, и…
Договорить он мне, конечно, не дал. Дернул меч на себя, ожидая, что я с воем упаду на землю с разрезанными до кости ладонями. Чего он не ожидал, так это того, что меч не поддастся. Пальцы Торна соскользнули с рукояти, он отступил, запнулся о комок глины и едва не упал в могилу. Я с улыбкой выпустила лезвие из ладоней и тут же перехватила меч за рукоять. Кожаная оплетка приятно грела руку.
— Отрезать хвостик я тебе, пожалуй, все-таки не стану, — сказала я, глядя в пылающие гневом темные глаза. — Без него ты будешь плохо смотреться на церемонии наречения тебя таром Ямата. Но вот выслушать меня тебе все-таки придется, син-тар Торн. Потому что я, разумеется, не кёнши. Я оберегающая. Твоя воплощенная удача. Приятно познакомиться.
На лице Торна промелькнуло понимание. Стало быть, про оберегающих он слышал, хотя бы краем уха. Лучше бы, конечно, целым ухом, но на такую удачу я рассчитывать не могла.
— Твой достопочтенный батюшка планировал передать тебе вот это, — свободную руку я запустила за ворот и извлекла овальный амулет на толстой цепочке. Бирюза, обрамленная серебряными листьями мальвы, блеснула в лучах осеннего солнца. — Если не ошибаюсь, помогает сохранять ясность рассудка в любой ситуации. Очень рекомендую надеть прямо сейчас.
Торн взял амулет, все еще источая горький аромат гнева. Следом я протянула ему меч рукоятью вперед, готовая ко второму раунду сражения. Но то ли амулет стал действовать сразу, то ли про оберегающих син-тар знал больше, чем я даже надеялась. Взгляд юноши из гневного сделался оценивающим. Меня подмывало сказать что-нибудь вроде «возьми меня с собой в дорогу, я тебе пригожусь», но я молчала, ожидая слов подопечного.