Камни, веер, два меча
Шрифт:
— В соседних с моими покоях, — завершил я его фразу, и управляющий с поклоном шагнул в сторону, пропуская нас внутрь.
Во дворе замка тоже было непривычно тихо. Приготовления к приезду наместника бурлили где-то вдали. А здесь ветер шуршал желтеющей травой и гонял по площади одинокие листья, словно песчинки времени в древних часах прорицателя. Я хотел показать Руэне направление ко входу в замковую пагоду, но внезапно получил несколько болезненных ударов в плечо. Я удивлённо обернулся и заработал ещё один тычок в грудь.
— Что ты себе позволяешь?
Руэна в ответ пожала плечами, сложила руки лодочкой на груди и прикрыла
В тенистой аллее перед входом в пагоду нам навстречу попалась Мару — отцовская хранительница малой печати. Её официальный халат сиял безупречной белизной, две длинные спицы держали на затылке плотный пучок волос в виде аккуратной плотной сферы цвета ночи. Самая юная и самая высокомерная во всем Тарланге хранительница печатей склонилась в приличествующем поклоне, не опустив головы ни на волос ниже положенного. Из-под левого рукава ее халата выглядывало серебро. Уже который раз я замечал, что она постоянно носит один и тот же браслет. Подарок возлюбленного? Память о погибшей матери? Да нет, мать, отцовская прорицательница, скончалась вот только что. Да и какое мне дело до побрякушек Мару, в конце концов?
«Вот уж кто не будет лебезить, если я стану таром», — подумал я. Кивнул в ответ и вдруг понял, что Мару меня словно не замечает. Она впилась глазами в Руэну. Две девушки на мгновение встретились взглядами и мне показалось, что грянул беззвучный гром и в безоблачном небе сверкнула молния. Но морок тут же исчез. Руэна тоже поклонилась, и мы прошли мимо к пагоде. Только оберегающая, чуть запнувшись за камень мостовой, украдкой оглянулась вслед уходящей Мару.
Косая тень от пагоды нависла над нами, и я оробел, словно тысячи раз не входил сюда, не вбегал в детстве с деревянным мечом. За последнее, кстати, я был с позором выставлен старым Даичи, поскольку деревянное оружие — тоже оружие, и будь ты хоть трижды син-таром, в пагоду с ним входить нельзя. Я снял перевязь и передал меч низко склонившемуся передо мной жрецу.
Длинный коридор между каменными колоннами обступил нас сразу за дверями, тесаный булыжник дыхнул холодом, словно не зная о том, что на улице жаркий полдень. Мы миновали ещё одни двери, жрецы с обеих сторон поклонились, раскрывая их перед нами. Снова коридор, отделанный резными деревянными панелями, и вот третьи двери распахнулись, открывая вид на золотой зал.
Про него ходила старая легенда. В те времена, когда тары не подчинялись арантару, тарраны бились между собой словно стая голодных собак. Однажды тар Ямата был на объезде границ. В этот момент отряд Дашими из тридцати воинов пробрался в храм с целью поживиться. Настоятель не стал противиться и с поклоном отдал всё золото, что нашлось в золотом зале. Воров нагнали через десять ли и зарубили на месте без особых затруднений. Их сгубила жадность — воины побросали доспехи и оружие, лишь бы не оставить золото.
Может в этой истории и есть правда — отношения между нашими тарранами натянутые. То ли из-за этой легенды, то ли из-за того, что в Дашими добывают ту же медь, те же изумруды и малахит что и у нас в горах Тамиру…
Мы вошли. Золотой зал как всегда вызывал восторг пополам с благоговением. Он был наполнен сиянием, словно океан водой. Ярким жёлтым светом запрета, потому что это золото посвящено каму, оно не для нас, не для людей. Негоже
Тут я перестал предаваться этим приятным размышлениям и остановился. В зале перед самыми девятью ступенями к сердцу пагоды стоял небольшой столик. Около него сидели, очевидно проводя время за разговором, главный жрец таррана и прорицатель. На столике лежали три свитка. Старики встали и склонились в приветствии. Я поклонился в ответ. Тем временем жрец и прорицатель взяли свиток каждый со своей стороны и аккуратно развернули его слаженным движением (тренировались они что ли?) Я узнал надпись. То самое возмутительное обращение отца и задание. Теперь свиток был аккуратно намотан на бамбуковую палочку и снабжен голубой кистью — видимо, чтобы не путать с другими.
— Сын, благословенный каму на свершения, выполнил ли ты волю отца? — спросил жрец.
«Да куда б я делся-то», — подумал я, а вслух важно кивнул:
— Выполнил!
В подтверждение своих слов снял с шеи амулет и показал старцам.
— Вижу, нить твоего свершения вплетена в ткань судеб Тарланга, — сказал прорицатель, и серебряная заколка в виде цветка хризантемы торжественно блеснула в его седых волосах.
— Каму подтверждают твои слова! — добавил жрец.
На свитке текст первого свершения начал расплываться по бумаге. Чернила словно намочили её, потекли вниз и набухли каплями, вновь превращаясь в слова.
— Фига себе спецэффекты, — послышался очень тихий шёпот позади. Я хотел огрызнуться, но вместо этого сделал шаг к свитку и прочитал вслух:
— Каждый путь начинается с первого шага, но им не заканчивается. Второй тоже следует сделать. Новое свершение ждет тебя, возлюбленный наследник. Начертай свое гордое имя на нижнем уровне копей в недрах гор Тамиру.
Дальше жрец сказал, что вдалеке от Торико любой другой жрец и прорицатель смогут подтвердить выполнение задания. Не обязательно каждый раз приезжать сюда. Но это было как в тумане. Во мне вскипело возмущение, я хотел порвать свиток, а бамбуковой палочкой сделать что-то не очень подобающее с обоими старцами. Но тут видимо, оберегающая всё-таки включила свою секретную магию, до которой она была так жадна. Пришел я в себя только в своих покоях.
Ночь на девятый день месяца падающих листьев. Из ненаписанного дневника оберегающей Руэны Отчаянной
Как это соблазнительно — принести богатые дары божеству, попросить о милости и ждать, когда твоя молитва будет услышана.
Куда сложнее самому сделать хоть что-нибудь, чтобы приблизиться к заветной цели. Идти, падать, вставать раз за разом и снова идти. Больно влетать лбом в неприступные стены, рыть подкопы голыми руками. Пробираться через болота сомнений и пустыни страхов.
К тем, кто способен пройти самый сложный из путей, и отправляют оберегающих. Не для того, чтобы тащить поклажу и развлекать приятной беседой. Не для того, чтобы прорубить для подопечного путь через непролазные джунгли или суровые льды.
Мы — страховочная веревка в высоких горах. Мы — горячий чай на привале после долгого трудного дня, когда гаснут в крови искры преодоления, переплавляются в гордость за себя. Я дошел. Я смог.
Ты смог, киваем мы. И ты сможешь еще больше завтра. Я с тобой. Легкой дороги не обещаю. Но если будет нужно — я не дам тебе упасть.