Камни, веер, два меча
Шрифт:
— Стоп! — я щелкнула веером у Торна перед носом. Тот сердито моргнул. — Имей в виду, едва ты скажешь что-то вроде «зря ты пришла» или «не очень-то ты мне и нужна» — и я превращусь в тыкву.
— В смысле? — снова моргнул син-тар, еще более сердито.
— Ох уж эти метафоры, контрабандой пронесенные из других миров! — я картинно воздела руки к небу, любуясь вышивкой на бордовых рукавах. — Я потеряю силу оберегающей. И буду просто находиться рядом, пока Судьбоплеты не отзовут меня назад.
Судя по виду Торна, он едва не сказал «да и ладно», но все же сдержался.
— Я доволен той жизнью, которая у меня есть, — произнес он вместо
И Торн окинул меня оценивающим взглядом. Размышляя, видимо, о разных способах применения талантов оберегающей.
— Приятных развлечений будет с избытком, это я тебе обещаю, — ласково оскалилась я. — Вот только доберемся до свитка со вторым заданием. Там и начнется.
— Ты хочешь видеть меня таром больше, чем я сам, — поскучнел син-тар.
— Конечно! — я снова щелкнула веером, потом раскрыла и яростно им замахала. — Иначе мне придется ждать, пока Судьбоплеты не сообразят, что миссию я провалила. И что пора бы вытаскивать меня назад. У вас тут может пройти десятилетие или даже больше, а терпение, увы, не входит в список моих талантов.
— Это я уже успел заметить, — отозвался Торн и потер пальцами висок.
Кажется, его подмывало сказать волшебные слова, чтобы я все-таки потеряла силу и интерес тащить его за ворот фиолетовой накидки на тарский престол. Но пока он держался. Хорошо, что не сказал. Они бы не сработали, а я бы здорово разозлилась. Мы прошли по тропинке еще немного, и в просвете между деревьями показалась замковая стена.
В тот же день, ближе к вечеру. Из ненаписанного дневника син-тара Торна Ямата
Меня никогда не учили, как вести себя с оберегающими. С благословенным арантаром и другими тарами, с их наследниками и наследниками младших дворянских родов, с воинами своими и чужими, с купцами таррана Дашими и рудокопами гор Тамиру, с крестьянами и городскими торговцами, с просителями и жалобщиками — учили. А с оберегающими нет.
Одно дело легенда, которую слушаешь в детстве у едва тлеющего камина, когда дождь за окном поливает крепостные стены. Можно представить, как оберегающий приходит к тебе — прославленный воин, разумеется, а не девчонка с золотыми тюльпанами на рукавах. Кто-то вроде Атари, с кем можно вдвоем ввязаться в любое приключение. Что-то вроде брата. Не такого зануды, как Готар, упаси каму! С таким, чтоб можно плечом к плечу вступить в любую схватку и завоевать Тарланг отсюда и до северной оконечности таррана Сента, до самого клюва священной чайки.
И совсем другое — когда оберегающая вот она, уже здесь, шагает рядом. Остра на язык, как лучшие из веселых сестриц, но при этом серьезна, как замковый управляющий в месяц сбора податей. Она хочет, чтобы я был таром после отца. Я никогда раньше не задумывался об этом. Отец казался вечным. Сорок один год — самый расцвет для мужчины, правителя, воина. Хочу ли я быть таким, как он? Хочу ли я быть таром? Кто я, Торн Ямата, если отнять у меня титул?
Меня не учили задавать себе этот вопрос.
Мост перед замком был непривычно пуст. В это время обычно к воротам стекались жалобщики, гости и купцы из соседних тарранов, посыльные, носильщики да и просто попрошайки. Осиротел тарран
Там, за стенами, город никак не мог выбрать между тишиной — в память о покойном правителе — и шумным волнением. Из замка просочился слух, что в Торико вот-вот прибудет наместник благословенного арантара. «Чтобы власть, выскользнув из рук умирающего, не упала на землю, разбиваясь на сотни осколков», — как принято было говорить в таких случаях. Всколыхнулась древняя Торико, выбирая между трауром и нарядом для торжественной встречи. То и дело можно было видеть на улицах, как один лавочник украшает витрину цветными флажками, а другой злым шепотом орет на соседа, напоминая про скорбь по почившему тару. Одни традиции сталкивались с другими, завихрялись коварными водоворотами, как в озере Мару.
Пока мы с Руэной шли по мосту, к воротам спустился управляющий. А вот в этом никакой традиции не было.
«Ишь, старый лис, — подумал я. — Что-то не припомню я, чтобы ты самолично у ворот меня приветствовал. Что ж. Приму как должное. Надо привыкать к этим мелким знакам почтения».
— Приветствую господина син-тара и его гостью, — сказал управляющий, опуская голову и слегка кланяясь. Вот уж кому в дни после гибели тара не было и мгновения покоя! Но как ни бурлил замок, ни капли беспокойства не отражалось в этих непроницаемо черных глазах. Все тот же безупречный коричневый халат с неяркой вышивкой, все та же спокойная неторопливость.
— Здравствуй, Банто! — ответил я, и тут понял, что напрочь забыл о легенде Руэны. Нет, как раз легенду-то я помнил: пока оберегающие держат нити судьбы, солнце не устанет вставать над Тарлангом и счастье не покинет народ тарранов. А вот как представить Руэну людям в замке…
— Эммм, моя гостья, — сказал я вслух, пока моя голова со скрипом пыталась отыскать решение. — Руэна.
Банто вежливо слушал, глядя на меня очень пристально.
— Она… эммм, послушница, — выпалил я первое пришедшее даже не в голову, а на язык слово.
Тут я почувствовал тепло на левой щеке. Слегка покосился в ту сторону и понял, что это гневный взгляд оберегающей.
— Госпожа Руэна, — сказал Банто. — Рад приветствовать в столице Ямата, Торико. Сейчас скорбное время для посещения, но это не помешает нам проявить гостеприимство. Какой монастырь представляет наша гостья?
— Она из эммм… Из северной части Сента, монастырь Цветущих вод, — тут я сообразил, что вежливость управляющего не доведёт до добра.
— И не задавай вопросов нашей гостье, Банто. «Ты ставишь её в неловкое положение», — сказал я и добавил полушёпотом. — Она дала обет молчания.
Тревожащее тепло взгляда Руэны на моей щеке превратилось в жар. Но меня продолжало нести:
— Обет молчания в знак скорби о безвременно ушедшем таре Ямата. Руэна будет сопровождать меня в свершениях, которые поручил мне отец, и будет поддерживать эмм… молитвой…
— Но она же не говорит! — опешил управляющий.
Жар на моей щеке превратился в вулканическое пекло.
— Мысленной, мысленной молитвой, конечно! — поспешил уточнить я.
— О, разумеется, мысленной, прошу меня простить, — преувеличенно смутился управляющий. — Я прикажу подготовить комнату для нашей почтенной гостьи.