Камни
Шрифт:
— Извините, — быстро проговаривает она. Самуил Соломонович тут же качает головой.
— Не извиняйся, — говорит он. После чего добавляет: — Можешь взять почитать, если тебе интересно.
— У нас дома есть такая, — отвечает Каролина. Кажется, Самуила Соломоновича это удивляет.
— Да? — переспрашивает он. — Это, должно быть, Авраама. Давид не религиозен. Впрочем, его дед тоже не был. Однако он очень ощущал себя евреем, если можно так выразиться. В своё время, совсем юным, он попал в Освенцим. Там он выжил, дожил
— Да, — кивает Каролина. — Я читала об этом.
— Ну а Давид совсем не такой, — заканчивает Самуил Соломонович. — Он… космополит, наверное. Может, это и правильно. Для него правильно. Ну, садись, чего же ты стоишь.
Каролина присаживается на небольшой диван. Самуил Соломонович опускается в кресло напротив неё.
Он ничего не говорит — лишь вопросительно смотрит на неё, но Каролина понимает его без слов.
— Самуил Соломонович, может быть, это не моё дело, — робко начинает она, — но я хотела спросить, что случилось у вас с Давидом… если, конечно, вы готовы об этом говорить.
Самуил Соломонович тяжело вздыхает.
— Я знал, что ты это спросишь, — отвечает он. — Нет, даже не думай, что это не твоё дело. Все эти новомодные «не мои дела» и прочие принципы невмешательства… — он делает выразительный жест рукой, — …они про что угодно, только не про настоящие человеческие отношения. Если человек тебе дорог, то невмешательство преступно. Я всегда так считал, — какое-то время он молчит, а затем наконец продолжает: — У нас с Давидом вышла ссора. Точнее, даже не ссора, а… вероятно, он просто разочаровался во мне. Окончательно. Это совершенно логичный исход, знаешь. Он никогда не испытывал ко мне особых чувств. Надеюсь, у меня будет возможность общаться с внучкой… мне бы этого хотелось. Что до Давида… я смирился.
Каролина смотрит ему в глаза и качает головой.
— Вы ошибаетесь, — горячо произносит она. — Вы даже не представляете, насколько вы ошибаетесь!
— Карочка, при всём уважении, думаю, ты недостаточно глубоко понимаешь ситуацию…
— Я думаю, что достаточно глубоко. Я его лечила.
Самуил Соломонович складывает руки на груди.
— Позволь задать тебе вопрос, — говорит он. — Только не сердись, пожалуйста.
Каролина кивает:
— Конечно.
— До того как он записался к тебе на приём… вы где-то пересекались? Виделись, быть может?
Каролина качает головой:
— Он не сказал?
Самуил Соломонович разводит руками:
— Представь себе, нет. Рассказал лишь, что обратился к тебе как к психотерапевту, а потом… вот, у вас возникли чувства.
Каролина поджимает губы.
— Да, мы виделись до того как он пришёл ко мне в клинику, — отвечает она. — Мы столкнулись на кладбище. Я пришла туда, чтобы положить цветы на могилу Авраама Мошевича и случайно напугала Давида. Он не ожидал… ну, что придёт кто-то посторонний. Эффект неожиданности. На следующий
Самуил Соломонович тут же понимающе кивает.
— Вот теперь всё сходится, — говорит он. — Ты, вероятно, сказала ему, кем ты работаешь, и он тебя разыскал. Нет-нет, тебе не стоит беспокоиться, это всё совершенно не умаляет твоего достоинства как врача. Просто я знаю своего сына. Я не один год уговаривал его заняться своим душевным здоровьем. Он никогда меня не слушал. Всегда уверял, что с ним всё в порядке. Вероятно, должно было случиться именно так, — он разводит руками. — Судьба. Не иначе.
Какое-то время Каролина молча смотрит в стену. Лицо её мрачнеет. Затем она вновь поднимает глаза на Самуила Соломоновича.
— Скажите мне, — говорит она, — только честно. Я не кажусь вам похожей на кого-то?
Самуил Соломонович качает головой.
— Я до последнего надеялся, что ему не хватило ума сообщить тебе об этом, — говорит он. — Давид такой умный в плане своей работы и такой… такой дурак по жизни иногда. Ну местами уж точно, — он смотрит Каролине в глаза. — Если ты про Рахель… его мать, то да, вы очень похожи. Я заметил это сразу, но, как уже сказал, до последнего надеялся, что Давид не додумался тебе об этом заявить.
Каролина сжимает руки.
— На кладбище он принял меня за её призрак, — тихо произносит она. — Оттого ужасно испугался. Давид решил, что сошёл с ума. Нет, не думайте, это платье… ну, которое я на свадьбу надевала, — оно у меня было и раньше. Я вовсе не нарочно его нацепила…
Самуил Соломонович подходит к ней и берёт её за руку.
— Ты не призрак, — говорит он. — Ты лучшее, что с ним случилось. Я уже и надеяться не мог, что… — он отмахивается. — Неважно. Ты точно не призрак и не копия. Ты совершенно другая внутри.
Каролина смотрит на него. На глаза её наворачиваются слёзы.
— Самуил Соломонович, вы с Давидом должны помириться, — говорит она.
Он нервно мотает головой.
— Он не хочет… Давид. Ему это не нужно.
— Вы ошибаетесь. Ему очень плохо. Вы не представляете, как он переживает вашу ссору. Он не жалуется. Он вообще ничего не рассказывает. Сказал лишь, что больше не хочет иметь с вами никакого дела… и всё. Ничего больше. Но я вижу. Я не просто его жена. Я психиатр. Пожалуйста, поверьте мне.
Он хмурится, будто задумавшись. Затем наконец произносит:
— Подумать только… Авраам. Давид его обожал. Выходит, он считай познакомил вас. Ты его знала?
— Не знала лично. Но читала его труды. Они многому меня научили. Мне было жаль, что… что я не застала его.
Какое-то время Самуил Соломонович молчит. Затем наконец произносит:
— Я был таким идиотом, Карочка. Глупым надменным идиотом. Идиотом с гордыней — а это худший вид идиота. С этой своей больной ревностью к деду… Что было в моей голове!