Камуфлет
Шрифт:
– О! Неудивительно! – патетически заявил гипнотизер. – Этот гений заставил мужчин запомнить нужные слова и поставил ключ.
– Могу ли знать, что за ключ?
– Слово, на которое срабатывает наведенное воспоминание. Ну, как в патефоне – ручку покрутили, пластинка заиграла.
Пряников с Растягаевым обретали дар речи, как только произносилось слово «приметы». А кто может сказать им словцо эдакое? Да только чиновник сыскной полиции. То есть «ванек» специально готовили для Ванзарова? Это очень любопытно…
– А что,
Родион Георгиевич немедленно пожелал гипнотезеру приятного аппетита у Родионова и отпустил знаменитость с миром.
Джуранский как раз вернулся на канал, они пошли к Театральной площади.
– Удивляюсь, как вы оказались правы! Про него никто не желает говорить. Как будто такого человека не было в помине. Даже в коммерческой школе заявили, что все табели сгорели, ничего не знают, – ротмистр дернул усиками: потрачено столько сил и времени, а результата нет.
– Куда любопытней другое: в разных местах ничего не желают знать не только о Ленском, но и о господине Морозове. Это очень важно! – Родион Георгиевич приободрил разочарованного помощника, легонько толкнув локтем. – Что из этого следует?
– Что? – переспросил заинтригованный помощник.
– О Морозове «не знают» в двух местах: лечебнице и коммерческом училифе?
Джуранский немедленно согласился.
– Потому… – Родион Георгиевич вдруг остановился, – …что после лицея Ленскому пытались создать новую жизнь.
– А ведь точно…
– Следовательно, «Ленский» – настояфая фамилия. Только искать по ней бесполезно. Он ведь и есть «чурка».
– Выходит, Рябова можно отпускать? – с легким сожалением в голосе спросил Джуранский.
Вот тут пришел черед удивиться Родиону Георгиевичу. Оказалось, что со вчерашнего дня балерун оплакивает князя в застенках Казанского участка. Пришлось замолвить словечко за узника.
– Слушаюсь, – недовольно буркнул ротмистр. – Пусть этот танцор-фотограф катится на все четыре стороны…
– Что значит фотограф? – насторожился Ванзаров.
– Да он увлекается любительской фотографией, дружка своего сердешного щелкал…
Коллежский советник повернулся лицом к помощнику:
– Мечислав Николаевич, вспоминайте хорофенько: на квартире Рябова был фотографический аппарат?
Джуранский подтвердил, что тренога валялась, и не забыл добавить про химические реактивы в домашней фотолаборатории, прокисшие до неприличия.
– Не припомните, занавес в ярких хризантемах на стене?
И занавес помощник описал довольно точно. Только не занавес, а гардины на окнах.
– Где живет Рябов?
– Вон в том доме, – ротмистр выставил указательный палец в направлении изгиба Екатерининского канала. Стало быть, до особняка князя тихим шагом минут десять.
Родион Георгиевич с досады хлопнул ладонью по перилам набережной:
– Так что ж вы молчали! А ефе депефи рассылали!
Джуранский
– Прошу простить, вы не спрашивали. Если я совершил оплошность и виноват, готов немедля…
– Меня куда больфе вдохновляют прозревфие свидетели, – продолжил Ванзаров. – Это какая сила внуфения должна быть, чтоб три мужика крепколобых видели, чего не было, и при этом не могли вспомнить, кто над ними подфутил. Сами слыхали от Пряникова: господин средних лет и среднего возраста. И все. Даже мы с вами, ротмистр, подходим! Пожалуй, тут личное опознание не поможет.
– И в кофейне упустили…
– Не упустили, а дали погулять… Что ж, коллега, мы находимся на пороге больших событий… Пусть и не знаем, кто кашу варит. Но быть готовы должны ко всему. Строжайше предупредите филеров у мастерской Кортмана: не важно, кто приедет, пусть проследят, куда отвезут фигурку. Да, и позаботьтесь, чтобы мсье Жарко не уехал хотя бы дня два. Он может понадобиться. Отведите его хоть к Звягинцеву, вдруг с нервическим доктором получится. А мне пора…
– Может, с вами поехать? – обеспокоился Джуранский.
– Не стоит, у меня путь неблизкий, за город.
9-е число, два часа дня, +18 °C.
В парке дачного поселка Озерки
Ездить за город летом – манера сугубо вредная. Нет там ничего хорошего. Деревьев и в городе достаточно, а воздуха и так выше крыши. Если уж отправляться на природу, то по крайней нужде. Скажем, спасти семейство от тюрьмы, а себя от неминуемого заточения. Смешно сказать, осталось меньше восьми из отведенных часов.
Между тем пролетка катилась размеренной рысью. Родион Георгиевич посматривал по сторонам, отмечая, как быстро каменные дома уступают улицы деревянным.
Доехали раньше срока. Полученную фору Ванзаров использовал, чтобы тщательно осмотреть место встречи. Кленовая аллея находится поодаль дачных домиков. Еще не глушь, но место тихое, кругом кусты, небольшой лесок со всех сторон прижимает хоженую тропинку. Шагах в тридцати дорожка резко сворачивает, идущего оттуда не увидеть – зелень заслоняет. Можно появиться внезапно. За деревьями просматривалась гладь озерка. Где-то слева осталась железная дорога и дача, которую семейство Ванзаровых так счастливо сняло в мае.
Надо сыскать местечко, чтобы не быть застигнутым врасплох. Но надежного уголка не нашлось. Как ни вставай к дереву, все равно окажешься уязвим. Лучшее укрытие – движение. Причем по траве, чтобы шорох битого кирпича, обильно покрывавшего аллею, не выдал идущего.
Коллежский советник сошел с тропинки и, старясь не цеплять ветки кустов, мягко двинулся по зеленому пологу, не забывая оглядываться.
За поворотом раздался хруст быстрых шагов. Кто-то изрядно торопился и не думал скрываться.