Камуфлет
Шрифт:
– Приятнейфего аппетита, господин ротмистр! – весело крикнул гость. – Надеюсь, не опоздал? А я с гостинчиком, как раз к полдничку!
И он решительно сдернул простыню. Открылось изуродованное тело, перемазанное бурым пометом, какой образует дорожная пыль с кровью. Голова трупа вывернулась назад, так что предстал разбитый затылок в клочках волос.
– Фо эфо? – выдавил Модль с полным ртом.
– А это, изволите знать, ответы на все вопросы! А будет мало, так я добавлю.
< image l:href="#"/>Зарвавшийся
Кое-как дожевывая мясо, Модль слушал, как некий Берс захотел прибрать несметные богатства князя Одоленского. Для этого нашли незаконнорожденного племянника князя, переписали на него состояние. Затем юноша отдал наследство обществу «Первая кровь», а на самом деле Берсу, и был благополучно убит. После чего расчленен. Далее Берс решил запутать дело, чтобы и концов не нашли. Он стал возить «чурку» на извозчиках, гипнотизируя их так, чтобы они показали на князя и г-жу Ванзарову. Для усиления подозрений ночью с понедельника на вторник разбросал куски тела по городу. Обычная уголовщина, не более. Все показания запротоколированы и даны в присутствии двух свидетелей. Снятие гипнотического влияния проведено профессором Парижского университета мсье Жарко. Также был предъявлен уцелевший клочок с подписью Берса – изобличающая улика.
– Вафе задание полностью выполнено: преступник найден, содалы разоблачены, тайное обфество рассеяно, супруга моя невиновна. Думаю, спектакль в сарае дачи с куриной кровью и купленным топором в расчет принимать не будете. Ленского убивали спермой, а потом рвали взрывчатками. Это доказано и запротоколировано экспертом Лебедевым.
Модль взял жирными пальцами протоколы, кое-как поглядел и сложил аккуратно в папочку. А главную улику бережно смахнул в конверт.
– Мы в вас не ошиблись. Заслужили награду. Чего желаете? – глухо спросил он.
– Немедленно отпустить мою жену и кухарку, – нажимая на каждое слово, проговорил Ванзаров. Ежели бы он кричал или топал ногами, ротмистр наверняка нашел тысячу причин, чтобы подержать арестанток. Но спокойный тон коллежского советника показался хуже угрозы.
Ротмистр вынул штатный бланк, быстро заполнил и передал через стол.
– Забыли кое-что ефе, сударь, – вежливо напомнил Родион Георгиевич, даже руки не протянув.
В ящике стола офицера охранки браунинг не запылился. Но чиновник сыскной полиции с показным старанием вытер свое второе оружие о рукав и, не простившись, хлопнул дверью.
9-е число, начало седьмого, +18 °C.
Сначала на Мойке, потом на Обводном канале
Калитка распахнулась под ржавый скрип петель всех тюрем империи. Караульный галантно помог дамам одолеть брус порожка и юркнул обратно. Попыталась Софья Петровна кинуться к мужу, но лишь повисла на руке Глафиры. Тут уж Родион Георгиевич подбежал сам и стиснул обеих. Супруга спрятала лицо на груди его, выплакивая в несвежую сорочку ужас последних суток. А кухарка, как-то сразу постаревшая, целовала
Наконец слезы и охи, всхлипы и жалобы затихли. Семейство уселось в пролетку. Глафира поместилась с извозчиком, а Софья Петровна, схватив мужа за руку, прижалась к нему с такой страстью, какой не хватало с медового месяца.
Ванзаров приказал ехать быстро и обратился к супруге:
– Соня, винить тебя не в чем. Это был не дачный роман, а ловуфка. Причем на меня. Приманкой была ты. Правда такова: человек, который тебе нравился, использовал тебя для своих планов, к тому же он мужеложец. Прости за прямоту.
– Нет, простишь ли ты когда-нибудь, что наговорила я? Виновата и заслужила самую суровую участь! – срывающимся шепотом бормотала Софья Петровна. – Я вас очень люблю, Родион… Вы мой герой…
Да за такие слова обманутый муж немедля простил не только дачный роман, но вообще все обиды «вольные и невольные», и добавил:
– Только, Сонюфка, мне сейчас очень нужна твоя помофь.
Госпожу Ванзарову уговаривать не пришлось.
– Буду рассказывать, ты слуфай, где офибусь, сразу скажи. Хорофо, милая? – нежно проворковал супруг.
Софья Петровна была сама покладистость. Интересно, надолго ли?
– Итак, месяца три назад к вам заглянул сосед, Николай Карлович Берс, и представил гостивфего у них юнофу, Петра Александровича Ленского… – коллежский советник проверил, слушает ли супруга, и продолжил: – Мальчик оказался приятным, отличных светских манер, говорил интересно, к тому же на дачных вечерах умел танцевать. Вскоре, думаю, через неделю после знакомства, ты офутила, что сильно заинтересовалась Ленским и, кажется, влюбилась. Начались встречи наедине, всегда на природе, иногда в кленовой аллее, что за озером. На свою дачу он не приглафал под благовидными предлогами. Наконец ты подарила ему свою фотографию, дело дофло до поцелуев…
Тут Софья Петровна всхлипнула и спрятала лицо, видать, от стыда.
– …Ленский всегда появлялся в доме так, чтобы не застать меня, объясняя, что ему будет тяжко видеть супруга женфины, которую боготворит. Роман развивался стремительно, ты стала думать, что пора изменить жизнь, сделав рефительный фаг. Но в профлую среду…
– В пятницу, – быстро поправила Софья Петровна.
– Друг мой, ты не путаефь? Глафира говорила про среду или четверг…
– Нашел кому верить! Да няня не то что дней, года не помнит. Спроси, так у нее турецкая война вчера закончилась. Я прекрасно помню: было тепло, близился вечер пятницы, потому что он… и он… – что было потом, скрыл носовой платок.
Родион Георгиевич счел нужным продолжить:
– В пятницу Ленский заявил, что уезжает, возможно, на неделю или дольфе. Однако просил его ждать и верить…
Вместо ответа женушка отерла платочком заплаканные глаза и тяжко охнула.
– …Ленский никогда и не заикался, что приходится внебрачным племянником князю Одоленскому, однако упоминал, что скоро станет очень богат, получив солидное наследство. Особенно Ленский любил рассуждать о значении крови, но про «Первую кровь» никогда не рассказывал и слово «содал» не употреблял. Все так?