Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

Джавахишвили Михаил Саввич

— Реби, я тут познакомился с жандармским офицером Павловым. Оказа­лось, что до Одессы он служил в Кутаиси. Дело вашего супруга числится за ним. Я расспросил и узнал, что положение очень серьезное. Но не совсем безна­дежное...

Известие обрадовало Ребекку: знакомство с Павловым сулило какую-то надежду. А к тому, что мужа ждут серьезные неприятности, зная своего Исаака, она была готова.

С этого дня Квачи начал осторожную мастерскую игру. Он и в самом деле познакомился с Павловым — через судейского чиновника Двалишвили. Затем разок-другой пригласил его в ресторан и в разгар застолья словно бы

невзначай спросил:

— Да, кстати, как там дело Одельсона? Что ему предъявляют?

— Членство в революционной партии и оказание материальной помощи.

— И что его ждет?

— Если будет доказано — каторга, а нет — просто ссылка.

— Ну и как, доказательств достаточно?

— Не думаю...

Квачи легко переменил тему и, погодя, полюбопытствовал:

— Вам не хотелось бы съездить в Европу?

— Всю жизнь мечтал, но у меня нет средств на такое путешествие.

— Стоит ли говорить о деньгах! Тысячу рублей вам хватит?

— За тысячу можно с комфортом объездить пол-Европы.

— В таком случае прошу принять от меня — в знак дружбы...

Павлов не удивился: человек опытный и неглупый, он разгадал источник этих денег, вежливо поблагодарил галантного красавца грузина и пожал ему руку.

Немного погодя Квачи опять упомянул Одельсона.

— У меня к вам маленькая просьба. Как я понимаю, Одельсона скорее всего приговорят к ссылке. Я бы просил заменить ссылку высылкой за границу. Разрешите ему уехать.

— Это нетрудно. Обещаю вам в три дня уладить дело.

— Нет, нет, спешить не надо! Я предупрежу заранее...

Через часок, когда оба были уже подшофе, Квачи сказал:

— И последняя просьба: не надо никому говорить, что он может так легко отделаться. Напротив, пугайте его каторгой и даже...— Квачи приложил к горлу большой и указательный палец — изобразил петлю. — Это для меня очень важно...

Павлов засмеялся:

— Будь по-вашему. Я так настращаю его светловолосую красавицу, что она даже дома будет меня бояться...

На следующий день Квачи так отвечал на расспросы взволнованной Ре­бекки:

— Моя королева, мне очень нелегко сказать тебе это. Я знаю твое нежное сердце и, по совести, опасаюсь за тебя.

— Говори, не бойся!

— Значит, ты будешь мужественна? Обещаешь? Сразу же предупреждаю, что ты можешь избежать неприятностей, но... Ах, Боже мой, Боже мой! Почему именно мне доверила судьба столь хрупкое и деликатное дело... Ладно. Сейчас скажу... Дело в том, что... У Павлова есть один документ, который полностью изобличает твоего мужа... На нем держится все обвинение... Доку­мент недавно попал ему в руки и еще не подшит к делу. Павлов говорит: повременю, дескать, успею... И при этом намекает, что не прочь съездить в Европу... Смекаешь?.. Теперь дело за тобой... Что? Ты была у Павлова? Ну и что он? Грозился каторгой и виселицей?.. Понятно... Господи! Я совсем не гожусь в посредники! Не мое это дело и не моя роль. В конце концов, я вовсе не заинтересован, чтобы твоего Исаака выпустили из тюрьмы... Все-таки я должен сказать: он просит очень много — пять тысяч... Что? Согласна?! Но нам не следует быть слишком доверчивыми. Дай какие-нибудь записки твоего мужа, чтобы я мог сравнить с тем злосчастным документом. Вот это? Любовное послание? А-ха-ха-ха! Ну-ка почитаем,

как любит тебя твой старикан... Пять тысяч, конечно, очень много. Но что поделаешь — раз ты согласна, я молчу...

Квачи сунул в карман письмо Исаака Одельсона и ушел.

Встревоженные родственники Ребекки собрались у нее переговорить об обстоятельствах дела.

В это самое время Квачи внимательно изучал почерк Исаака и пытался воспроизвести все его особенности.

Вечером он поужинал с Павловым в кабинете одного из лучших ресторанов и они окончательно обо всем сговорились.

При очередном свидании между Ребеккой и Квачи произошел следующий разговор.

— Представь себе, Павлов неожиданно оказался истинным джентльме­ном,— несколько удивленно сказала Ребекка.— Принял меня вежливо, почти галантно. Говорит: или виселица, или Париж, все определится в ближайшую неделю; судьба вашего супруга зависит от одного документа. О тебе, кстати, упомянул: Наполеон Аполлонович мой близкий друг, человек в высшей степени надежный и осмотрительный...

— Я же говорил, моя любимая, что дело в шляпе!.. Теперь взгляни, пожалуйста, на это письмо. Узнаешь почерк?.. Это и есть документ. В голове не укладывается, как мог такой опытный человек, как твой Исаак, допустить такую оплошность...

Для начала Квачи получил половину оговоренной суммы и на глазах у восхищенной Ребекки сжег злосчастный "документ".

Еще через неделю Ребекка и Исаак Одельсон попросили заграничные паспорта и стали собираться; при этом они то и дело прижимали пальцы к губам и затыкали рты своим родственникам, скрывая тайну счастливого освобо­ждения.

В те же дни Квачи Квачантирадзе прибавил к своему счету в Азовском банке еще несколько тысяч.

Последний день любовники провели вместе.

Перо не в силах описать его. День прощания и расставания, день разрыва чувствительнейших любовных нитей, раскола сплавленных страстью сердец, слившихся тел и соединившихся душ! Пролились реки слез, прозвучали вздохи и стоны; и были там муки распаленной плоти, сладость и горечь любовных встреч, радость и скорбь, надежды и обещания, клятвы в вечной любви...

Ночью Квачи отправился на вокзал проводить Ребекку, хотя, утром сказал ей, что боится выдать себя невольными слезами.

На перроне он встретил жандармского офицера Павлова.

— Вы тоже за границу?

— Да, в Париж...

Ребекка с Исааком уже сидели в купе. Случайно место Павлова оказалось по соседству. Оба слегка смешались и почему-то встали.

— Судьба опять свела вместе следователя и подследственного,— нашелся Квачи.— Но на этот раз вы не станете изводить друг друга, поскольку рядом будет прекрасная примирительница,— и он поцеловал руку Ребекке.

Натянутыми шутками все трое пытались скрыть смущение.

Немного погодя, Исаак попросил Квачи выйти с ним в коридор и взволно­ванно сказал:

— Поверьте, молодой человек, я до гроба не забуду сделанного вами добра!.. Много я не могу... Но... Нет, нет, непременно прошу вас принять от меня с благодарностью...

Он сунул ему в руки конверт и скрылся в купе. В ту же минуту оттуда вышла Ребекка. Взяла Квачи за левую руку и надела на палец перстень с большим алмазом.

— Ребекка!.. Дорогая! Мой бесценная, прекрасная подруга!