Каникулы на колесах
Шрифт:
Я рассказал, что в прошлые века испанские конкистадоры, китобои и пираты разных национальностей заполняли трюмы своих парусников сотнями громадных черепах, добытых на Галапагосских островах. Это обеспечивало моряков свежим и вкусным мясом, избавляло их от цинги, которая погубила стольких путешественников. Черепахи жили в корабельных трюмах без воды и без пищи иногда по целому году.
— И откуда ты все это знаешь? — поразилась Наташка. — Я думала, ты кроме «Всадника без головы», «Баскервильской собаки», разных там детективов ничего не читаешь.
Я хотел скромно промолчать, но не удержался.
— Если
— Молодец! — одобрила меня Наташка. — А я больше всего люблю смотреть «В мире животных». У вас какой телевизор?
— Ясное дело, цветной. «Рубин».
— А у нас черно-белый «Темп», — вздохнула Наташка.
— Так купите цветной, — посоветовал я. — Чего проще. Если в Мурманске нет, купите проездом в Москве. Их у нас навалом. Уже появляются на интегральных схемах.
— Давно б купили, без твоего совета, — огрызнулась Наташка. — Если б в телевизоре было дело. Штука в том, что мы не в самом Мурманске живем, а на руднике. А там вокруг сопки. Даже черно-белые телевизоры работают неустойчиво, сигнал плохо доходит, а уж о цветных и говорить нечего. Да и где их отремонтировать в случае поломки? У нас в ателье мастера с простыми-то еле разбираются…
Я молчу. Жалко Наташку. Конечно, наш «Рубин» ловит сигнал прямо с Останкинской телебашни, изображение — лучше некуда. Где уж тут Мурманску тягаться? Да и с ремонтом телевизоров в Москве нет проблем. Столица! Вот, если бы Николаевы…
Наташка лежит на спине. Солнышко уже покрыло ее кожу красивым загаром, а плечи просто-таки бронзовеют. Такой толстой черной косы, как у нее, нет ни у одной девчонки в нашем классе. Да, наверное, и во всей школе. Вот бы они ей завидовали…
— Слушай, Наташка, а твои не думают переезжать в Москву? Знаешь, как по цветному идет передача «В мире животных»? Блеск! Никакого сравнения с черно-белой картинкой. Представляешь: небо голубое, трава ярко-зеленая, леопард или там лев желтого цвета крадется к своей жертве… Глаз не оторвешь!
— Ну да! Заждались в Москве Николаевых! — насмешливо отвечает Наташка. — И чего бы там папа делал? Руду на Арбате добывал? Если по-честному, у нас тоже много хорошего.
Наташка рассказывает мне о красоте северного сияния, о незамерзающей круглый год океанской бухте, где можно увидеть чуть не все флаги мира, о том, что из-за близости Гольфстрима в январе у них бывает на целый градус теплее, чем в Москве. Даром что столица на полторы тысячи километров южнее. Вообще надо признать, что для своих тринадцати лет она успела повидать довольно много интересного, читает много о животных. Ее любимые авторы Даррелл, Гржимек, Сетон-Томпсон, Акимушкин…
Я не остаюсь в долгу, тоже пускаюсь в рассказы. О том, как водяные черепахи, словно
— Нет, ты просто ходячая энциклопедия! — с жаром говорит Наташка. — И когда ты такую уйму книг перечитал, как все это запомнил?
Знала бы она, с какой радостью я отдал бы все свои знания за ее глаза, зоркие, как у кондора! Наташка не нуждается ни в каких очках, а я без них ничего не вижу. Особенно они мне мешают при плавании. Ведь у меня близорукость — шесть диоптрий! Страшно сказать. Чего доброго и в армию-то не возьмут. А погубил я зрение сам — неумеренным чтением да еще лежа в постели. И винить некого: папа и мама — врачи, не раз предупреждали меня, убеждали поберечь глаза, даже книжки, случалось, отнимали, насильно выгоняли на воздух, а я все за свое. Чуть родители за дверь, я — за книжки. Вот и дочитался. Дедушка даже прозвал меня книжным червяком.
— Искупаемся? — предлагаю я, чтобы отогнать мрачные мысли о плохом зрении. К тому же плавание — единственное, где я не уступаю Наташке. Плавать папа научил меня с трех лет. Начинал я с ванны, а теперь меня не испугает даже штормовое море. И под водой могу продержаться довольно долго.
— Давай. — Наташка делает ногами сильный мах, резко изгибает тело дугой и вскакивает с песка без помощи рук. Я пытаюсь повторить ее акробатический трюк, но неуклюже шлепаюсь. Нет, без хорошей тренировки так не вскочить. — Погоди, а как же с Тортилой? — вдруг спохватывается она. — Или Тобик ее постережет? Скажи ему.
— А что ты собираешься с ней делать?
— Как это — что? Увезу в Мурманск.
— И наверняка погубишь. Черепахи любят тепло.
— И правда… — разочарованно соглашается Наташка. — Тогда давай выпустим ее на свободу!
— Вот это лучше. Но сначала поставим научный эксперимент.
— Какой?
— Узнаем, морская она или сухопутная.
Мы кладем черепаху на прибрежную полосу сырого песка, и она сейчас же начинает царапаться вверх, на песчаный откос. Все ясно — Тортила сухопутного происхождения. Еще немного, и она скрывается из виду. Пусть живет и дальше на свободе.
Игра
— Слушай, все забываю спросить, почему дядя Володя называет тебя иногда не Аликом, а Диким Котом? Я уже несколько раз слышала.
Как обычно, мы с Наташкой загорали на песке у самой воды.
Я рассказал ей о наших дорожных псевдонимах.
— Вот это здорово! Придумай и мне какое-нибудь имя.
— Из Фенимора Купера? Или из «Гайаваты»?
— Все равно. Только подходящее.
Я напряг память. Но в голову, как на зло, лезли совершенно посторонние мысли. О том, как замечательно было бы и на будущий год встретить Наташку. А еще лучше, списаться заранее, поехать сразу двумя машинами куда-нибудь на Волгу, в Закарпатье или даже на Урал. Дядю Васю никаким маршрутом не испугаешь. И уж совсем отлично было бы, если б Николаевы и в самом деле решились переехать в Москву, а Наташка поступила бы в нашу школу…