Каникулы на колесах

Тычинин Вячеслав Васильевич

Конечно, папа не возражал. Я вытащил из багажника штыковую лопату, длинный вороток, свистнул Тобика — и мы зашагали к берегу.

У места нашей прежней стоянки я долго осматривался, прикидывал на глаз расстояния, пока не сориентировался хоть приблизительно. Задача оказалась куда труднее, чем я предполагал. Штормовой прилив размыл выступы, затянул песком впадины, неузнаваемо изменив рельеф берега.

— Давай отсюда начнем искать, — предложил я, втыкая лопату в песок.

Пока я копал, Наташка протыкала песок воротком. Наудачу, уже почти не надеясь на успех, мы изрыли порядочный

кусок берега, словно бобры. Думаю, в конце-концов мы так и ушли бы с пустыми руками, но Тобик выручил нас. Как будто поняв, что именно мы ищем, он пробежал, принюхиваясь, вдоль берега, потом начал в одном месте рыть песок лапами. И точно, здесь, под слоем мокрого песка, лежали наши драгоценные консервы. Видимо, тонкий нюх Тобика позволил ему учуять слабый запах смазки, которой покрывают снаружи консервные банки против ржавления.

— Ай да Тоба! — восхищалась Наташка, поглаживая спинку смышленного песика.

К машине мы вернулись с видом победителей, ожидая почестей. Однако на нас никто не обратил внимания.

Прислонясь к крылу «Победы», какой-то мужчина, как мы поняли вскоре, сторож пионерского лагеря, сердито приказывал папе и дяде Васе:

— Уезжайте немедленно! Не разводите тут антисанитарию. Вы б еще на территорию пионерлагеря въехали. Если до вечера не уберетесь, вызову милиционера. Пусть оштрафует. Или номера поснимает. Вот так!

Я сразу приуныл. Вот напасть-то! Беды валятся на нас как из мешка.

Сердитый сторож ушел, уводя с собой на коротком поводке серую овчарку, и Тобик выполз из-под «Волги», куда он предусмотрительно спрятался.

— Нда-а… Похоже, придется нам и отсюда уезжать, — печально сказал Василий Михайлович, почесывая себя за ухом.

— Не ждать же, пока номера снимут, — поддержала мужа Вера Сергеевна.

— Давайте, друзья, возьмем курс на Одессу, — предложила мама.

— А еще лучше — в Прибалтику, — сказал дедушка. — Какие там дюны, сосновый лес! Лето нынче жаркое, небось, вода и в Балтийском море прогрелась.

Мы с Наташкой молчали как рыбы. Детям не полагается лезть со своими советами, когда дело обсуждают взрослые.

Особенно такое серьезное. Но по выражению Наташкиных глаз я видел, что ей до смерти не хочется уезжать отсюда, где так славно купаться в теплой воде и бродить по пустынным пляжам.

Черный Гепард долго молчал, а потом с таинственным видом прижмурил правый глаз, хитро посмотрел на всех нас смеющимся левым глазом и загадочно сказал:

— Сим объявляется декада гражданского неповиновения. Кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадает.

Папа улыбнулся и, вынув из футляра аккордеон, вдохновенно пробежал пальцами по перламутровой клавиатуре роскошного «Вельтмайстера».

А потом заиграл…

Ах, как играл мой папа-артист! Для начала он взял несколько громких звучных аккордов, потом развернул меха и грянул «Коробейников». С переливами, с вариациями, так что можно было подумать, будто играет не один человек, а целый ансамбль песни и пляски! С «Коробейников», не останавливаясь, без малейшей паузы, папа перешел к знаменитой «Катюше», а потом — к «Трем танкистам». А потом над нашей стоянкой зазвучали попурри из

советских песен, марши и вальсы, румбы и свинги, танго и фокстроты. Мы слушали и просили играть еще и еще.

Не прошло и четверти часа, как к нам начали подходить пионеры. А когда, наконец, аккордеон умолк, к папе подошла высокая женщина в белом халате.

— Разрешите представиться: начальник местного пионерского лагеря Свиридова. Изумительно вы играете, товарищ…

— Нарин, — быстро подсказал папа, снимая ремень аккордеона с плеча.

— Товарищ Нарин, — повторила Свиридова. — Вы меня извините, но не смогли бы вы сегодня выручить нас? Дело в том, что в лагере назначен большой сбор, а наш баянист заболел. А без музыки, сами понимаете…

Вот уж верно: кто ищет, тот всегда найдет. Счастливый случай сам шел нам навстречу! Кончился разговор тем, что папа согласился ежедневно играть по вечерам на аккордеоне. А наша веселая компания получила право легальной стоянки метрах в ста от пионерского лагеря. Мало того, в порядке взаимной любезности нам разрешили брать на кухне кипяток, пользоваться кухонным холодильником. Договор между обеими высокими сторонами вступил в силу немедленно. Бдительный страж порядка — сторож был посрамлен.

Вечером белый воланчик бабочкой порхал над нашими головами. Возле машин разбили палатки. На бензоплите разогревался ужин. Рядом блаженствовал Тобик. А тут еще вечерний закат обещал назавтра чудесную тихую погоду.

Изгнание из «рая»

День за днем мы безмятежно наслаждались морем, солнцем и чистым воздухом Скадовска, этого райского уголка на юге Украины, впервые открытого нами благодаря настоянию мудрого Великого Змея.

Каждый вечер папа надевал на плечо ремень своего «Вельтмайстера» и отправлялся к пионерским домикам. Новые обязанности ничуть не обременяли его. Он играл ребятам с превеликой охотой, и не по часу, как было условлено со Свиридовой, а гораздо дольше.

Играл все.

— «Подмосковные вечера»! — просили пионеры.

И папа послушно растягивал меха аккордеона.

— «Малиновку», «Я у бабушки живу», «Улыбку»!

И папа, улыбаясь, выполнял все заказы. А ребята пели под музыку, веселились.

Свиридова души не чаяла в папе. Для нее он оказался настоящей находкой. «Ума не приложу, чтоб я без вас делала! — не раз говорила она. — Ребята в вас души не чают».

Гром грянул через неделю. Никаких доказательств у меня нет, но я сильно подозреваю, что сторож не захотел-таки мириться со своим поражением, сбегал тайком куда следует по начальству.

Утром, когда я накачивал волейбольный мяч, а Тобик пытался прихлопнуть лапой кузнечика, со ступенек административного корпуса торжественно спустилась целая процессия. Впереди шагал представительный мужчина начальственного вида, за ним — еще двое. Позади всех нехотя шла Свиридова.

Делегация направилась к нашей стоянке, и папа воззвал вполголоса:

— Граждане, внимание! Республика босоногих в опасности.

Я бросил насос. Тобик оставил в покое кузнечика и примкнул ко мне. Он всегда делает так, когда чует какую-нибудь опасность.